1975
«Лето. Солнечные плесы. Ветер на полях…»
Лето. Солнечные плесы. Ветер на полях,
начинаются покосы, грозы в тополях.
В грязном озере лягушки, косяки мальков,
под кроватью у мальчишки — банка червяков.
Лето. И ослепло сердце — ни судьбы, ни пут.
Кто мы? Брата или деда в рекруты сдают?
И ответят: «Вы в России, а запрошлый год
о войне в Ерусалиме толковал народ».
1983
«Ничего не проси у страны — ни любви, ни суда…»
Ничего не проси у страны — ни любви, ни суда,
первородства души не оценишь ее чечевицей.
Сколько можно несу непосильное бремя труда
современника, очевидца.
Робкий шепот окраин, столиц заговорщицкий
шум
чуть колеблет и дразнит листы летописного
свода,
но, как тайный судья, соучастник судьбы,
тугодум,
вывожу на полях неизвестное слово «свобода».
Не возьму ни гроша и ни капли вина не пролью
в причащенье судьбы ко стыду нерастраченной
силы,
к нерожденной душе, к одиночеству в отчем
краю,
к этой грязной бумаге, где жизнь изошла на
чернила.
1985
«Ты прав — расправленный простор…»
А. Сопровскому
Ты прав — расправленный простор,
Трава, присоленная снегом,
И в полночь жизни — смутный вздор,
Что не излечишься побегом.
Судьба… больна… а не страна…
Все это было, было, было,
Как бы истертое кино
Перед глазами зарябило.
По мне же — горсточка тепла,
Свободный говор, гонор нищий
И страшная, живая мгла,
Что за моей спиною свищет —
Важней. В любой из наших встреч
Сквозь проговорки и усталость —
Земная соль, родная речь
Тесней сбивается в кристаллы.
1987
«Время чеховской осени, Марк…»
М. М.
Время чеховской осени, Марк,
для нас — цветов запоздалых,
еще не вошли во мрак.
Вера и твердость, вера и жалость
поддерживают наш шаг.
Я не знаю, как там, а здесь —
пыльные тени солдат Хусейна,
газ отравный, ужас осенний —
но все же ты есть, я есть,
и Иерусалим хрустальный
стекает вниз ручьями огней,
а небо в алмазах отсюда видней,
чем с нашей родины дальней.
Время медленных облаков,
звук струны и луна в ущербе…
Доктор Чехов, не стоило так далеко
заезжать, не стоило знать языков,
чтобы сказать: «Ich sterbe».
1990
«На улицах города, где дождь и ветер…»
На улицах города, где дождь и ветер,
где мы узнали, что человек смертен,
где мы пьянели в глухом цветенье,
а ночь прикапливала наши тени,
я присягаю вам в прежней вере.
О, бредни о Бабеле и Бодлере,
о, девушки в бабушкиных перчатках —
дворянской складки, железной хватки, —
с коими мне ни в чем не тягаться,
я не забыла о прежнем братстве!
Прощай же, полдень любви несчастной,
желанья славы, молитвы страстной,
когда входили, не зная броду,
в свершенья пору, в забвенья воду…
1990
Геннадий Беззубов
Парк победы
Чугунный летчик, натянув перчатку,
Бежит сквозь парк размеренной стопой,
Купальщицу чугунную минует,
Она — за ним, и вот уже вдвоем
Они аллеи длинным шагом мерят,
И толстый снег недвижно на плечах
Лежит, как меховая оторочка.