А ещё можно наблюдать за Айолой… пусть и ждать приходится её долго, но она такая, что у Абрахама захватывает дух. С хитринкой в глазах, лукавая, гибкая и ловкая в танце – она замечает легко влюбленность Абрахама, но не отталкивает его. Держит на расстоянии, играет, не позволяет отдалиться.
Но Абрахам ещё наивен. Он не умеет разглядеть этих сетей обольщения, этой лукавой игры и воспринимает каждую жалкую подачку в виде насмешливого взгляда или её улыбки за чистоту чувств. он живёт этим странным и радостным чувством. Именно это чувство заставляет его коситься на лестницу.
И она прерывает это томительное ожидание. Айола появляется на вершине лестницы. У Абрахама перехватывает дыхание, когда он смотрит на её шаги по ней – быстрые, ловки, но плавные. Она идёт, оглядывая залу, не тратя времени, замечает, конечно, Абрахама.
И, спустившись, вдруг…подходит к нему!
Глаза у Аойлы зелёные. Она почти классическая ведьма с этим лукавым взглядом, с копной чёрных волос, собранных по ложной скромности в косу.
-Привет! – она весела. Она кипит жизнью. У Абрахама пересыхает в горле. Айола прежде не здоровалась с ним на глазах у всех первой.
Тишина прокатывается по зале. Какой чёрт нашептал ей сделать это сегодня? Абрахам невольно улыбается – губы растягиваются в непривычном движении:
-Привет, Айола. Прекрасно выглядишь.
-Да? – она с сомнением оглядывает свой костюм. Он строгий, но Айола умело добавляет в него такие черты, которые делают его чуть мягче, индивидуальнее. Это не форма Цитадели, это что-то другое, принадлежащее только ей. Неуловимое. – А я и не заметила. Собиралась на скорую руку.
Айола лукавит. Она провертелась у зеркала девичьей комнатки с добрых четверть часа, чтобы добиться такого нарочито небрежного эффекта.
-Я по делу. Я тебя искала, - продолжает Айола, - хотела попросить, чтобы ты проверил мою работу по боевым. Я что-то напутала, похоже.
Она протягивает свёрток. Абрахам счастлив – для неё он готов на всё, а тут всего лишь его любимый предмет.
-Не замарайся, Айола! – Михаэль уже давно не может нарушить спокойствие Абрахама. У него просто уже не хватит фантазии! Ну что он ещё придумает? Окунание в ледяную бочку с водой было. уничтожение домашних заданий тоже. Наращивание ослиных ушей, превращение кровати в дымящуюся кучу мусора, оскорбительные прозвища и банальные избиения – всё это прошло и закалило Абрахама.
Но Айола вдруг обращает внимание на Михаэля, поворачивается к нему и спрашивает так ласково, что Абрахаму хочется тряхнуть её за плечи и развернуть к себе, но он сдерживается:
-А что делать бедной девушке? Кто заступится и поможет? Кто убережет её?
От плаксивости и фальши её тона на Абрахама нападет бешенство. Невольно он сжимает кулаки, как было несколько лет назад, когда он впервые оказался малым ребенком перед Михаэлем.
-Спасти, что ль, прекрасную даму? – вслух рассуждает Михаэль, не сводя взгляда с Абрахама. Ему неинтересна Айола и ему плевать на неё саму. Но ему нравится демонстрировать свой превосходство. – Эх, спасу!
Айола смеётся и протягивает руку к Абрахаму за свёртком, чтобы вырвать его. Абрахам вдруг убирает его за спину.
-Отдай! – требует Айола, вдруг посерьезнев. Со странной нерешительностью она заглядывает ему в глаза и видит что-то такое, что отвращает её и пугает. – Абрахам…
Голос её становится тише. Она медленно понимает, что совершила что-то ужасное.
-Ты не только ничтожен, ты ещё и вор? – усмехается Михаэль. Он подходит к Абрахаму без спешки, ощущая моральное превосходство. – Украл работу Айолы…ай-ай.
-Не надо! – вдруг визжит Айола, пытаясь втиснуться между врагами. Она прочла во взгляде Абрахама то, чего не должна была прочесть.
Но, конечно, уже поздно…
Абрахам открыл глаза. Сон покидал его. В ушах его ещё звучал её отчаянный визг, долетевший сквозь толщу времени. Но это ничего. Он привык просыпаться и не с таким грузом. Годы обязывали. И пережитое в них тоже. А здесь ещё ничего.
Рене уже не спал. Он проснулся недавно, ещё потирал глаза.
-Сон – странное явление. Сон на природе вообще не бодрит, - сказал он. – Я вообще чувствую себя ещё хуже.
-Ну так молись, - предложил Абрахам, щелчком пальцев разводя потухший накануне костёр.
Рене глянул на него и не ответил. Привели себя в порядок, занялись завтраком. Абрахам держал себя как и прежде – мрачно и отстранённо, но это был уже вполне живой Абрахам, отходящий от ужасных вестей.