Ужас сменился гневом, Стефания, не скрывая своего презрения, сообщила чуть дрожащим голосом:
–Вы можете и меня пытать, но я не скажу вам ничего!
Влад взглянул на неё очень внимательно, а затем расхохотался совсем как живой. Смех его был весёлым и от этого Стефании сделалось дурно. Отсмеявшись, вампир погрустнел:
–Ты слишком хорошего мнения о людях, девочка! Да и вообще обо всех. Ронове не нужно было пытать. Он вообразил себе, как и ты себе вообразила, что я – чудовище. И стоило ему это вообразить, как Ронове ощутил жажду жизни и стал словоохотливым до бесстыдства. Так он рассказал про содержание бумаг, про то, что бросил вас и захотел вернуться, но не успел, и про то, что ты – обладатель магической силы.
Стефания вскочила с постели. Она немного не рассчитала: тело, лежавшее несколько часов без движения, было неподатливым, и девушка успешно вскочив, тотчас потеряла равновесие и упала на пол. Ушиб был не сильно болезненным, скорее обидным. На глаза навернулись слёзы.
–Вся в мать! – Влад оказался рядом, вампирская скорость позволила ему преодолеть половину комнаты в секунду, и помог ей подняться. Руки у него были холодные, но учитывая, что сама Стефания пылала от гнева, обиды и растерянности, да так, что кожа её пошла красными пятнами, холод был даже приятен.
Влад усадил её обратно на постель и тактично отошёл на прежнее место, уже не используя вампирской скорости.
–Я не обладатель…– Стефания сглотнула комок и тут глаза её расширились. До неё дошла фраза Влада. – Вся…что?
–В мать, – повторил Влад, усаживаясь обратно. – Ты её не можешь помнить.
–Вы её…– в горле стало сухо. Стефания зашлась кашлем.
Влад прикрыл глаза, лицо его стало сосредоточенным, но длилось это недолго. Ещё до того, как Стефания закончила кашлять, дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась тоненькая бледная девушка с красноватым огоньком вампирской сути в глазах. В руках её был серебряный поднос с золочёным кувшином, кубком и тарелкой, наполненной хлебом, сыром и холодным мясом. Девушка, не рискуя поднять взгляда на хозяина, призвавшего её, поставила в молчании поднос на постель к Стефании. Поклонилась, и убежала прочь.
–Перекуси, выпей, – тоном радушного хозяина предложил Влад. – Прости, я должен был озаботиться раньше, но годы нежити дают о себе знать. Мой голод стал вечным.
Стефания перестала кашлять. В горле была сухость, но она с напряжением смотрела на поднос. Кувшин с витой плетёной причудливо ручкой, кубок, увитый вырезными цветами и выложенный каменьями, тарелка, от которой исходили приятные ароматы, волнующие желудок… это всё было ненормально.
–Не отравлено! – Влад верно понял её опасение. – У меня бывают в гостях…люди. Запасов немного, но они есть.
Он не стал уточнять, в роли кого бывают у него люди, ведь роль живых сосудов с кровью, которые надлежало восстанавливать и снова использовать, могла показаться Стефании ужасной. А так её молодость не позволила ей об этом догадаться.
Робко Стефания прикоснулась к кувшину. В кувшине оказалось тёмно-красное вино. Она несмело налила себе половину, понюхала кубок, нерешительно глотнула…
Терпкость прошлась по рту Стефании, непривычным букетом ощущений задев все вкусовые рецепторы, прокатилась волной странного чувства по языку, и оставило чуть горьковатое, но в целом приятное и мягкое послевкусие.
Сухость отступила. Стефания приложилась к кубку уже смелее. Это было вкуснее всего, что прежде она пробовала, хотя, надо было признать, в вине, как и во всех хмельных напитках, она не разбиралась.
Вспомнив о приличиях, Стефания отставила кубок и взглянула виновато на вампира, но он ободряюще улыбнулся
–Хорошее вино, верно? Оно прибыло из Лигурии.
Стефания понятия не имела, где находится Лигурия и что это вообще такое. Но кивнула, мол, тогда понятно почему вкусно – Лигурия всё-таки!
–Спасибо, – сказала Стефания, возвращаясь к встревожившей её фразе вампира. – Вы знали мою мать?
Ей было странно произносить слово «мать». она жила в Церкви Животворящего Креста всю свою сознательную жизнь и понимала, что попала сюда из-за войны с магами. О происхождении своём она не смела задавать долгих вопросов, да и тоски какой-то не знала, а если и находили минуты тяжести, если накрывало от нехватки нежности и тепла, то она тут же себя одёргивала: сейчас война и все заняты, а Стефании тут захотелось чего-то! Не умрёт же она без объятий!