–А мой отец? – Стефания охрипла. Предположения Влада были ей близки. Ей и самой не хотелось воевать, она не представляла себя в рядах войны, но полагала, что она одна такая неправильная, трусливая и желающая закопаться в бумаги.
–Он мёртв, – здесь вампир уже не смог лукавить. Не захотел. – Думаю, он понимал, что я приду за ним, что отомщу. Он умудрился тебя куда-то сплавить, и ты исчезла. Я потерял тебя – наследие Эйши! До нашей встречи я думал, что ты мертва.
–А я и так мертва, – горько усмехнулась Стефания, – для Животворящего Креста я враг, для Абрахама тоже, остальные оставили меня. И я всё равно что мертва. Только почему-то не могу закрыть глаза так, чтобы никогда их больше не открыть.
–Мысли о смерти соблазняют людей, – Влад не налетел на неё, не возмутился, лишь сказал то, что было в его мыслях. – Но только от того, что люди не представляют, что такое смерть. Смерть – это бесконечное ничто, это пустыня, где тебя нет и ничего нет. Нет цвета и вкуса, нет запаха и страха. Это не покой, потому что покой придуман живыми и для живых. Ты не мертва, пока у тебя есть хоть одно желание. А оно есть. Верно?
Стефания обняла себя за плечи. Ей хотелось спрятаться, съежиться. Холод начал касаться её кожи, напоминать о себе. Усталость, непонятно откуда снова взявшаяся, навалилась, погребая её под своей невидимой тяжестью.
–Ты останешься здесь, – промолвил Влад с твёрдостью совершенно прежней. – Я обучу тебя контролировать свою магию, я сберегу тебя от них. ты видела, как они отказались от тебя. Думаю, это знаменует то, что в свой новый мирок они тебя не берут. А старый уже закрыт. Так может быть, это повод свернуть?
–Нет! – Стефания скрипнула зубами. – Магия – это зло! Господь, зрящий над миром…
–Видит прегрешения слуг своих, – закончил вампир и спросил, – а с каких пор Церковь стала равна Господу? Церковь создают люди, которые, как ты видишь, воюют, бьются, предают, лгут и трусят. Они совершают дрянные дела, оправдывая их светом. Но ни один свет не захочет грязи в своих методах. Ни один Бог не будет терпеть на службе тех, кто убивает и лжёт, прикрываясь верой. Думаешь, Животворящий Крест один такой? Он легализовал преступление, позволил карать и жечь, набрав к себе в слуги фанатиков. Он вызвал чудовищ из глубин и облёк их в белые одежды, вооружил верой и оправданием…
–Хватит! – Стефания вскочила, преодолевая усталость. Страх заставил её вскочить. Она подняла ладонь в знаке проклятия, – ты, тёмная тварь, нежить… да будешь ты проклят светом и крестом, да пусть прольётся на главу твою гнев!..
–Пролился. За людское, – Влад поднялся. – Стефания, я предлагаю тебе мир. Новый мир! Возможности, безграничные возможности и власть.
–Уйди…– прошипела Стефания. – Я не такая! Крест осветил мой путь, крест…
Она сама сомневалась в искренности церквей и церковников, но она не могла признать этого. Нет, в разговоре один на один с кем-нибудь из церковников, вроде Абрахама или Ронове ещё бы признала, но здесь, перед врагом? Нет! господи, дай силы устоять!
Господь дал силы устоять. Но Владу это не понравилось. Он взмахнул рукой, будто бы мух отгонял, а у Стефании сами собой закрылись глаза, и она дёрнулась, а затем свалилась на пол, угодив-таки в груду осколков разбитой посуды.
Тело предало дух.
–Я желаю тебе блага, одного блага! – вампир убеждал себя. Он лучше других знал, что благо – вещь сомнительная и если Стефания настаивает на своём кресте, и так держится за веру, то небо с ней! Но отпустить он её не мог – человеческое умерло в нём с телом, но осталось с чем-то, до чего не дотянется проклятие.
Влад медленно, нарочно следуя человеческим движениям, от которых изнывало непривычное его вампирское тело, приблизился к Стефании, и вдруг боль пронзила его глаза. Он вскрикнул, прикрыл глаза руками.
Вампиры, связанные с хозяином, передают ему своё состояние. Именно это позволяет хозяину их контролировать, именно это, при необходимости, позволяет сковать волю и держать её сколько угодно долго. вампир, которому лет сто, может иметь двух-трёх слуг, но Влад был старше и в нём была ещё и магическая сила. он мог держать около двух дюжин подопечных в постоянном контроле и ждал дня, когда кто-нибудь из них, желая высвобождения, вызовет его на дуэль.