Рене ужаснулся. Но не мыслям. А отсутствию совести и укора за них. Он знал, что должен страдать и не должен вообще допускать подобных мыслей, что должен каяться, но разум упрямо молчал.
–Ты чего так смотришь? – спросил Огюстен. – Заболел? Или у меня нимб над головой?
–Нет, ничего… – Рене выдавил из себя улыбку и отвёл глаза. – Слушай, что-то голова разболелась. Давай, может, выпьем немного?
Огюстен приободрился. И не зря. Рене ещё в первый визит в кабинет брата приметил припрятанный на окне за бумагами кувшин. Но кувшин с водою никто не станет прятать, верно? Значит, не вода…
–Да я так-то днём обычно не…– забормотал Огюстен, – но только если с тобой. За встречу.
–А как же, – Рене подмигнул ему. – Найдётся?
Огюстен показал на примеченный уже Рене кувшин и принялся подниматься, чтобы налить из него. Но Рене был ловчее, вскинулся:
–Да ладно, сиди. Я же в гостях, я и разолью!
–Дело! – одобрил Огюстен и полез по ящикам стола, извлекая из них припасённую нехитрую закуску. Закуска лежала прямо на бумагах, и один вид такого отношения к документам мог бы ужаснуть кого-нибудь, но Рене было не до этого.
Пока Огюстен раскладывал прямо на столешницу полузасохшие кусочки сыра, орехи, хлеб, шоколадные дольки и ягоды, пока разворачивал бумажный лист, заботливо скрывающий несколько тонких пластинок холодного мяса, Рене действовал.
У опытного служителя Церкви есть свои секреты. чаще всего они уходят в одежду и в украшения – так в подклады плаща охотники зашивают тонкие лезвия, которые можно использовать при случае, или так прячут за воротом рубах какие-нибудь амулеты ведьмы… Рене не был охотником, и секреты у него были специфические. Он знал, что у каждого церковника может настать тот день, когда понадобится последнее средство и заранее озаботился им.
Опорой стал перстень со знаком пылающего креста – знак церкви Животворящего. Это был подарок от самого Константина за службу. Но Константин дарил перстень с камнем, на гладкой отшлифованной поверхности которого и был выжжен, а затем выложен по обожжённому следу золоту знак Церкви.
Это позже Рене, кое-что разведав о своей службе, потратил много сил и средств, чтобы передать перстень ювелиру. Ювелир был мастером – он вынул с величайшей осторожностью камень, срезал его до самой тонкой корки и ввинтил на место так, чтобы теперь между опорой для камня и камнем была полость, которую можно было открыть, подцепив камень ногтем в основании знака-креста.
Рене же, как имеющий доступ к арсеналу извлечённых у магов и ведьм зелий, без труда нашёл яд, и также без труда информацию о его использовании. Ему даже удалось выбрать. Он не знал, придётся ли ему когда-нибудь всерьёз озаботиться применением, но хранил в перстне немного отравы.
И сейчас, пока Огюстен раскладывал по столу закуску, Рене подцепил камень, вынул его и в два движения вылил большую часть содержимого в один кубок, а оставшуюся – совсем каплю – в другой.
Ему пришло в голову, что если по его плану «Константин» отравит одного Огюстена, то в это никто не поверит. Рене понимал, что нужно рискнуть, и был готов. На кону стояло разрушение репутации Животворящего Креста.
Рене не выдал себя никаким волнением, даже когда два кубка столкнулись в приветственном жесте – рука к руке, рука мертвеца и убийцы. Братоубийцы. Он сделал большой глоток, Огюстен, правда, и здесь его обошёл, и выпил залпом.
Рене улыбнулся:
–Я думаю, нам нужно обнародовать немедленно наш ультиматум, отказ Константина и доказательства. Предлагаю отпечатать и разослать по всем оплотом, по всем церквям…
Огюстен махнул рукой:
–Ты мозг! Ты и делай. Я тебе доверяю. Хоть и мелкий ты, а всё же человек. я знаю.
Бывший вечный офицер заставил себя встать – последние слова, в отличие от Огюстена, Рене точно знал, что это слова последние, задели что-то в его души и у него даже возник соблазн попытаться спасти…
Но нет. дело должно быть вперёд.
На негнущихся ногах Рене вышел в коридор и немеющим языком отдал пару распоряжений настороженному служителю церкви Святого Сердца. Служитель удалялся по коридору, когда Рене услышал позади себя хрип, и сдавленную мольбу:
–Ре…не…
И только когда хрип угас, Рене обернулся и твёрдо сделал несколько шагов из последних сил, будто бы засыпающего тела. Ему нужно было почти умереть, чтобы выжить в новом качестве. Кто подумает на Рене, если сам Рене отравлен? Если сам он едва выжил? Это вина Константина, это тень на него, тень, от которой он уже не избавится.