Чуть раньше Стефания бы крепко удивилась тому, что за нею пришли, но сейчас она и предположить такого не могла. Она вообще ничего не могла сделать в эту минуту – Влад давил её волю своей вампирской.
Он нависал над нею, беззащитно лежащей, древний в силе магии и Стефания, хоть и безумно хотела отвести взгляд от его глаз, или хотя бы закрыть лицо руками, не могла ни пошевелиться, ни даже моргнуть.
–Оставайся, – увещевал Влад, его голос был мягким, обволакивающим. Змеёю он пробирался в поддающееся дурману сознание Стефании, обвивал сильными кольцами последние попытки к сопротивлению и удушал рвущееся «я» девчонки, превращая её в полностью покорную себе.
Он не был жесток. Он понимал, что делает и не хотел этого. Но когда не добился ни уговором, ни физической болью того, что было единственно правильным для Стефании, решил сломать её, принести ей благо сквозь все её жалкие попытки защититься в том, что уже ей, по мнению Влада, не было нужно.
Стефания боролась. Она сначала пыталась отвернуться, но он легко удержал ей руки. Затем пыталась не смотреть, но Влад заставил её…пара мгновений и она начала стремительно слабеть. Внутри себя она чувствовала что-то зарождающееся, холодно, распространяющееся по всему телу. Горло будто бы сжимало невидимой рукою, в желудке что-то переворачивалось, сердце тревожно билось, пытаясь заставить непослушное тело очнуться, но затем затихло и сердце, перейдя на медленные и ровные удары, и даже дыхание стало равнодушным, тихим…
Стефания смотрела в глаза вампиру и не видела во взгляде его дна. Красноватое пламя, маленьким огоньком выдающее в обычное время вампира, теперь стало для неё бесконечным тоннелем, её уводило куда-то вглубь красноты и она, потерявшись во времени, не чувствуя более своего тела, падала куда-то вниз, в красноту, тонула в ней. И только голос – далёкий, доносившийся словно сквозь толстый слой ваты, напоминал:
–Останься…останься здесь.
–Нет! – попробовала Стефания возмутиться, но язык предал её, тоннель заставил перекувырнуться ещё раз.
–Останься…– велел голос. Нет, не велел. Просил. Но всё-таки не оставлял ей выбора.
–Нет…
Губы не слушались, язык предавал, и ничего кроме красноты не существовало, когда вдруг полёт в никуда прекратился. Красная муть рассеялась на мгновение, и она увидела над собою лицо. Своё лицо.
Нет. не своё. Конечно же, нет. у неё никогда не было таких пышных ресниц, никогда не было таких пухлых губ. Это лицо, похожее на её собственное, принадлежало кому-то другому.
–Мама? – Стефания не верила. Губы не шевелились, но мама услышала и улыбнулась:
–Да, дочка.
–Мама…– Стефания никогда не обращалась так ни к кому. Знала, что её матери нет на свете и теперь, впервые произнеся это слово по отношению к самому близкому человеку, она почувствовала небывалую силу этого простого слова. Всё в этом слове было: и любовь, и нежность. И облегчение…
Мама здесь! Неважно даже где, но рядом! Впервые рядом есть кто-то, кто любит её, Стефанию! Ведь любит?
–Да, дочка, – улыбалась мама и ласково касалась щеки Стефании. Лицо оставалось онемелым, но тонкие прикосновения Стефания всё-таки чувствовала, издалека, не полностью, но это меркло по сравнению с фактом того, что её мама есть, вот она – склоняется над нею.
–Как же… – Стефания никогда не имела вопросов к ней или к отцу, которого также не знала, но сейчас вдруг поняла, что у неё их очень много. И все были важными, даже самые бессвязные. Но нужно было выбрать, а самое главное, нужно было схватить маму, удержать её подле себя, и…
Руки не слушаются. Голова не может повернуться. Мама распрямляется с улыбкой. Нет! она же уйдёт! Нет, нужно её оставить, и Стефания шепчет, молит, не зная, предают ли её ещё губы, и паника рождается в ней.
–Мама…мама. Не уходи!
–Мне нужно, – лицо, похожее на лицо Стефании, только много раз красивее и лучше, ведь оно мамино, искажается скорбью.
–Нет. пожалуйста. Пожалуйста…
Стефания снова пытается пошевелиться и не может. Чужая воля держит её.
–Мне нужно, – с нажимом повторила мама. – Эх, дочка, как бы я хотела остаться.
–Останься! – закричала Стефания, но едва ли крик реален. Губы как будто бы совсем не её.
–Остаться? – мама на мгновение задумалась, а затем просветлела лицом, – тогда согласись.
Согласиться? На что? Где? Куда?