Лицо Айолы искажается.
–О, любовь! – чей-то глумливый голос был так близко, так ясно шептал свои змеиные речи. Абрахам честно попытался понять, откуда этот голос идёт и что он несёт в себе, но не смог. Он только с удивлением понял, что стоит на коленях, и…
–Абрахам, ты не так всё понял! – Айола истерична, как оказалось, она всегда была такой в быту. От гордой и лукавой королевы ничего не осталось.
Абрахам молчит. он смотрит на Айолу, смотрит на дрожащего и растерянного своего друга, единственного друга, магистра Ильмана, спешно пытающегося прикрыть наготу, на разобранную постель. В этой постели Абрахам тщетно пытался найти годами хоть каплю тепла от Айолы.
–Это всё она…она! – Ильмана трясёт, – я не…ты знаешь, я никогда!
Пол холодный. Абрахам ощутил это сильнее, чем то отвращение. Кровавый туннель на мгновение отошёл куда-то назад и Абрахам на мгновение увидел лицо Влада.
–Наш сын? – голос Абрахама спокоен. Так спокоен, что Ильман спешно отползает в тень, уже прекрасно зная, что за этим спокойствием тьма.
Айола молчит ещё одно спасительное мгновение и, наконец, лицо её искажается в страшной усмешке, предвещающей ответ. Айола отомстила ему. Разрушение за разрушение.
Хватит. Хватит! хватит, во имя Креста и Пламени! К чему это прошлое? К чему подступающие образы? Ни Айолы, ни Ильмана, ни даже сына у Абрахама давно уже нет. все мертвы. Многие мертвы. Абрахам знает свои ошибки, свои предательства и свои раны. Он добивался побед, он побеждал, убивал, лил кровь врагов Цитадели, пока не понял, что каждый в Цитадели его предаёт. Цитадель безыдейна и гнила, а Абрахам хуже, чем ничто.
Так хватит, хватит этой памяти!
Абрахам прикрыл глаза, прогоняя кровавый туннель, находя в себе силы освободиться. Влад напрасно пытался сломить сопротивление – ему не удалось. Влад был мёртв по факту, Абрахам тоже – в нём слишком многое умерло, чтобы он относил себя к живым.
Абрахам ударил. Влад прикрылся магическим щитом, но прикрытие это было запоздалым – после вампирского гипноза, забравшего, очевидно, много сил и у него, вампир ослабел, но устоял.
–Силён, – с уважением промолвил Влад, оценивая с небрежностью разрушения залы, перевернутые и сожжённые куски мебели, какие-то осколки. – Стефа тоже буянить вздумала как-то. В этой же зале, на минуту.
Абрахам не дрогнул.
–Не хочешь знать о её судьбе? – продолжал вампир, делая нескольких шагов таким образом, чтобы Абрахам повторял за ним, но в другом направлении. Теперь противники кружили.
–Судьба предателей меня не интересует.
–Что ещё раз говорит о том, что ты отступник! Отступил от цитадели, от законов, от магии, от креста и от доверившейся тебе девчонки тоже. А она сопротивляется, веришь? – Влад усмехнулся. – Но ничего. я сломаю её, верну туда, в тот мир, где она найдёт своё место. Не будет поддаваться дальше, обращу её в вампира…
–Не успеешь, – улыбнулся Абрахам, – я упокою тебя, а потом твоих собратьев.
–Ты многих уже упокоил.
–Не всех, к сожалению.
–А ты хочешь всех? Тебе мало смерти?
–Вы уже мертвы,– напомнил Абрахам с нескрываемым удовольствием. Он готовился к новому заклинанию.
–Знаешь, мне было бы легко спрятаться от тебя, – с раздумьем заметил Влад. – Но у меня к тебе личный счёт. Не за вампиров, хотя это обидно, не за плевок в сторону моего гостеприимства. А за Эйшу, за мать Стефании. В той старой дуэли ты отшвырнул её. И она мертва.
–Она сама полезла в бой. Неопытная ведьма…безмозглость у них, похоже, семейное, – Абрахам был спокоен. – Подозреваю, что это было больше самоубийством, чем убийством идиотки, не оценившей своих сил.
Влад мог стерпеть многое. Он терпел голод, пренебрежение магов в свою сторону из-за вампирской сущности, охоту на себя церковников, раздражение от солнца и давящую силу креста, но не осквернения памяти Эйши.
Почему она? Почему она – обыкновенная архивная мышка стала для него так важна? Он и сам не знал. От её ли отношения к нему, отношения исключительного дружеского, лишённого снисхождения? От её ли неловкой наивности и молодости, от желания жить даже в годы войны? Именно жить, а не сражаться.
Влад не знал, почему он привязался к Эйше, почему судьба была так жестока и нелогична, почему связала его с ней, но вынести осквернения её памяти он не мог.
Именно его заклинание, схлестнувшейся всей мощью с щитом Абрахама и породило настоящую битву, звук которой донёсся до Стефании и заставил её сойти с места и действовать. Она никогда не была храброй – Абрахам часто подчёркивал это, или решительной, сообразительной…она была собой, но сейчас словно сила, которой прежде не было, вошла в неё и рванула Стефанию вниз, в залу.