Абрахам до обидного громко захохотал. Он веселился и был искренен в своем веселье. Абсурдность происходящего, факт отказа Стефании от престижной должности веселил его.
-Вы уверены? – медленно спросил Константин. В его глазах не было больше добродетельного напутствия. Сталь! Одна сталь. Холодная, полная презрения. Кажется, советник был разочарован в ней.
-Разумеется! – нахальным тоном отозвалась Стефания и села, не дожидаясь дозволения, обратно.
Почему-то ей безумно захотелось взглянуть на Ронове. Но она заставляла себя удержаться от этого, боясь увидеть разочарование и в его глазах.
Неизвестно, чем кончились бы эти переговоры, может быть, дело дошло бы до шелестов об отлучении, но вовремя появился конвой, отправленный за Казотом и доложил в явном смущении:
-Казот не обнаружен.
Как это не обнаружен? Он что, иголка в коробке рукодельницы? Как это не обнаружен? Все же было хорошо только что – все уверились в то, что вот сейчас, немного и восторжествует дело света и крест снова отметит свою победу!
-Как?
-А вы хорошо смотрели?
-Что говорят дозорные? – Абрахам перекрыл пустые возгласы, пробился к конвойным.
-Говорят, что пошел к Стефании. Потом вернулся к себе.
-Ну?
-В его покоях пусто.
Абрахам оглянулся на собравшихся:
-Усиленные меры безопасности всем! Держитесь осторожнее, надеюсь, не надо никому объяснять, что делать и как искать человека!
-Замечу, - Ронове не утихал, - что Казот был приведен вами.
-Закрой пасть, - посоветовал Абрахам, не одарив его даже взглядом. –Базир, в кабинет! Болезная, за мной!
Стефания знала, что «болезная», это к ней и поспешила выполнить приказ. Ей уже не было ни разу обидно от того, что Абрахам обращается с ней именно так. Что-то было за этим тоном и бесконечными «дурами» и «болезными», что грело ей душу.
Она поняла это отчетливо, не умом, а сердцем, и, доверившись ему, отказалась от предложенного поста.
Стефания не могла предположить, куда они идут. Она просто следовала за Абрахамом, поражаясь еще большей пустоте коридоров – кажется, все всерьез перепугались убийством Буне.
Буне… ее снова замутило, но времени на скорбь ей никто, конечно бы, не дал. Вскоре она нагнала Абрахама – он стоял у приоткрытой двери-комнатки.
-Комната Казота! – догадалась Стефания.
-Дошло как вода до пустыни! – огрызнулся Абрахам и вошел первым в комнатку.
Эта комнатка была такой же, как у Стефании и такой же, как у Абрахама – то есть, совершенно упорядоченной образцами и всеми явлениями окружающего мира. Суровые стены, равнодушное убранство – ничего лишнего, выпадающего и необычного.
-Что видишь? – грубо спросил Абрахам, сам оглядываясь.
«Ничего» - чуть было не ляпнула Стефания, но осеклась и, нахмурившись, ответила, стараясь выслужиться:
-Порядок. Уходил не в спешке. Насильно его никто не уводил.
Абрахам не отреагировал, подошел к узкому платяному шкафу, дернул ручки. У Стефании тоже пара-тройка мантий и костюмов, совсем необходимый минимум.
Стефания продолжила свой доклад очевидностей:
-Вещи с собой не брал. Либо за ненадобностью, либо чтобы не привлекать к себе внимания.
Абрахам простучал ладонью заднюю панель шкафчика, пожал плечами, закрыл дверь, приблизился к столу., пошерудил среди уложенных и абсолютно бесполезных бумаг. Ничего необычного – рядовые табели и записи, никаких дневников, шифровок, записок.
Но привычка требовала тщательно проверять. Абрахам с усердием принялся листать бумаги, Стефанию же понесло к кровати. То ли спать ей хотелось, то ли хотя бы сесть. Она, делая вид, что занята проверкой, опустилась на постель и принялась лениво елозить рукой по подушке и одеялу.
-Почему ты осталась? – спросил Абрахам, не отрывая взгляда от бумаг.
-Что? – Стефания не ожидала, что он с ней заговорит об этом и растерялась. – А… я не хочу быть охотником.
-У тебя и не получится, - согласился Абрахам. – Но почему ты отказалась? Не хочешь позориться?
-Надеюсь научиться, и тогда претендовать на что-то большее, - в тон ответила Стефания, продолжая бесцельно водить ладонью по тюфяку.
-На архив второго уровня?
-Или на советника! – почему-то Стефании захотелось огрызнуться и она огрызнулась. Даже не прикидывая, насколько это уместно по отношению к Абрахаму. Может быть, усталость и потеря Буне так на нее подействовали? А может быть, она интуитивно дошла до чего-то большего, чем слепая покорность?