-Веришь? – спросил Рене, обращаясь к Абрахаму. – Послушай, я понимаю – это больно. Но если пал совет нашей Церкви, не значит, что крест низвергнут. Я отправляюсь на запад, там есть свои воители за крест. Мы обнародуем эти документы и перетянем центр борьбы с магией…
Абрахам не дослушал. Он повернулся к Рене спиной, прошел и снова сел на бревно.
-Скажи хоть слово! – Стефания, в отчаянии, не знающая что делать ей со всей её жизнью, имеющая тысячу вопросов и ни одного устраивающего её ответа, бросилась к нему. Она схватила его руку, умоляя отозваться, снова стать собою, ожить…
Но как можно оживить душу того, кто дважды умер?
Люди, подобные Абрахаму, не выносят падения идей. Он прожил много лет в боли – боль учения, затем боль непризнания. Ему хотелось достичь всего, возвыситься, преодолеть себя и стать магом на службе магического искусства.
Но это стало навязчивой идеей. Абрахам достигал высот и боль в груди становилась всё сильнее, отзывалась пустотой: слишком мало, слишком ничтожно, никакого отдыха, больше достижений!
Вся жизнь его стала погоней за успокоением, но он никак не мог обрести этого мира внутри себя. А потом, когда цепь событий привела его к падению идеи магического служения – тогда он умер в первый раз. Всё истлело для него, стало пустыней, и он перешел на другую сторону, и теперь…
А теперь оказалось, что если не всё, то, по меньшей мере, значительная часть оказалась ложью. Совет играл, науськивал, натравливал, сдавал неугодных…по какой-то причине неугодных. Но Абрахаму не нужны были детали. Он не Рене! – ему нет дела до того, как и что происходило, как началось и давно ли. Ему плевать на условия этих сделок, на последствия даже плевать. Ему важно одно – Церковь Животворящего Креста предала его, лично его.
Он верил в абсолют и добродетель, в чистоту намерений, готовый закрывать глаза на многое, искренне хотел надеяться на то, что первая задача совета – победа в войне с магическими тварями. Победа, а не переписка и сотрудничество.
Для Абрахама никогда не существовало полутонов: либо война, либо мир. Всё остальное – предательство. Он сам стал предателем, потому что не вынес лжи магии, не вынес её туманности и пустоты, что она оставляла. Искренне поверил в то, что свет и крест смогут возродить его душу, что война продолжится.
И она продолжилась. Вот только теперь мир рушился. Всё его существо умирало от этого жесточайшего обмана.
-Скажи! – взмолилась Стефания. Рене, надежно спрятав бумаги за отворот плаща, оттянул её в сторону и сам положил на плечо Абрахама руку.
-Мы должны продолжить нашу борьбу за крест. Сейчас…
-Да уйди ты! – забыв свое опасное положение и страх быть обнаруженной, закричала Стефания и Рене, убрав в мгновение руку от плеча Абрахама (тот не шелохнулся и на крик Болезной), зажал ей рот руками:
-Умолкни, идиотка несчастная!
Стефания бешено вращала глазами и, осознав свой проступок, не сделала попытки освободиться.
-Я вообще не желал тебя брать с собою. Я хотел взять только Абрахама, надеясь, что его магия и сила поможет мне добраться до западного оплота креста, ты же, как обуза, как ветошь, от которой…
Он осёкся, но не потому что слова показались ему жестокими, а потому что позади, в темноте деревьев явно зашелестела трава. Утро было безветренное, тихое, холодное, а шелест раздался слишком очевидный.
Рене отпустил Стефанию, та, потеряв опору, упала на холодную землю, но не сделала попытки подняться. Дрожь не унималась. Она чувствовала, как распадается внутри неё всё то, что она выстраивала годами, с самого детства оказавшись в Церкви.
Шелест не напугал её. Сейчас, оказавшись на земле, Стефания поняла, что не боится возможной смерти, а даже приветствует её – умереть не так страшно как жить, не зная как навести порядок в мыслях, как прогнать эту тошнотворную, вязкую и едкую правду, пеплом застывшую на языке.
Абрахам не пошевелился. Он просто сидел, ссутулившись, глядя в одну точку и даже тот, кто не отличается особенной чувствительностью к другим людям, понял бы сейчас, как жутки мысли и чувства Абрахама. Он снова всё терял, снова рассыпался и теперь не мог даже выбраться в реальность…
Наверное, и не желал.
Рене неожиданно ловким движением выхватил из походного пояса кинжал, плотно сжимая его в руке, двинулся на шелест, прекрасно понимая, что лучше короткий бой, чем бесполезная погоня, что привлечет к себе ещё больше внимания. разумеется, по их следу погоня – ещё одно доказательство ужасной тайны совета.