Однажды, когда пассажирский поезд, на котором Елена Гавриловна работала проводницей, стоял на двадцать третьем разъезде, ей вдруг показалось, что она увидела Николая. Желтый флажок мгновенно выпал у нее из рук. Но в ту же минуту стало ясно, что перед ней чужой человек, дежурный по разъезду. И все же она волновалась, не могла отвести от него взгляда. Он тоже стоял у вагона, чего-то ожидая. Потом, когда скрипнули колеса, этот незнакомый человек сказал тихо: «Приезжайте снова, я буду ждать вас». И долго махал рукой уходящему поезду.
Дежурного звали Бронников. В записках, которые она стала получать от него, он так же подписывался «Бронников». И то ли потому, что действительно было в нем что-то от Николая, то ли просто ей очень хотелось этого, только полюбила она его со всей неистраченной женской пылкостью. И все было бы, наверное, хорошо, но… За пять дней до свадьбы он вдруг не вышел к поезду. Встревоженная Елена Гавриловна, оставив вагон, побежала к дому с приметными резными наличниками, куда уже не раз приводил ее сам Бронников. Возле дома толпились люди, чего-то ожидая. А между наличниками, под развесистыми карагачами, стояла крышка гроба.
До сих пор остались в памяти у Елены Гавриловны слова матери Бронникова: «Терпи, дочка. Паровоз, он бездушный».
До самого вечера пролежала она в тот день на полынном степном кургане, забыв от горя обо всем на свете. То были вторые слезы и, казалось, последние, потому что всему бывает предел.
И вдруг опять пришлось плакать. Конечно, слова Алтунина не шли ни в какое сравнение с тем, что довелось ей уже пережить. И все же…
На другой день к детям Алтунина она не пошла. Не пошла и на третий, и на четвертый. Они же появлялись у нее в комнате почти каждый вечер. И когда Прохор Никитич попросил извинения, она даже пожалела, что приняла близко к сердцу его необдуманные упреки.
Сейчас, поглядывая на засыпающего мальчика, Елена Гавриловна была занята той же мыслью: «Что бы там ни произошло, а у меня есть сердце…»
Поправив на Вовике одеяло, она повернулась к Наташе.
— Ложись-ка и ты, моя хорошая, спать. Отец наверно задержится. Слышишь, что на улице творится?
Они подошли к окну, приоткрыли штору. В густой снежной сумятице ничего не было видно. Широкая улица с рядами столбов и деревьев словно исчезла куда-то.
— Ложись, — повторила Елена Гавриловна, ласково обняв девочку. — А я посижу еще немножко.
12
В комнате дежурного было оживленно. Срочно вызванные бригады готовились к схватке с бураном, оформляли документы, знакомились с новыми приказами. Сам дежурный, прижимая к уху телефонную трубку, говорил старшему диспетчеру отделения:
— Да, да, знаю, уже выходит. А для второго сейчас проясним.
Он повернулся к сидящему рядом Алтунину, спросил:
— Как же быть, Прохор Никитич? Придется снимать паровоз с шестой канавы. Его еще не потушили.
Алтунин посмотрел на прикрепленную к стене карту путей, задумчиво пощупал упругий подбородок. «Вторым» именовалось северо-восточное плечо, проходящее по самой пустынной местности. Там даже при небольших буранах создавалась угроза движению. И сейчас надо было срочно послать туда снегоочиститель.
— Что ж, снимайте, — согласился Алтунин. — Ремонт на сутки оттянем.
— А с заявками на другие участки что будем делать? — продолжал беспокоиться дежурный. — Может, Кирюхин не верит, что в депо нет больше паровозов?
— Он, видно, уверен, что у нас есть волшебная палочка, — скривил губы Алтунин, и пальцы его медленно забарабанили по столу.
С того момента, как он вернулся с линии, не прошло и двадцати минут, а Кирюхин звонил уже дважды. Он грозил принять самые суровые меры, если его требования на локомотивы не будут выполняться точно, без объяснений и проволочек. Этот гнев был вызван предложением Алтунина снять со станций Кинешма и Степная три паровоза, находящиеся там без действия, и пустить их под снегоочистители.
— Вы меня предложениями не кормите, — возмущался Кирюхин. — Я слушать не хочу. Извольте организовать дело так, чтобы снегоочистители работали на всех линиях.
Но положение с локомотивами от этого не менялось. Удовлетворить заявку диспетчера четвертого участка Алтунин мог, по самым строгим расчетам, не ранее как через три часа. Конечно, ждать было безрассудно. Требовалось придумать что-то другое. А что?
— Посоветуйте снять маневровый, — сказал дежурный. — Там сейчас два.
— Уже советовал.
— Не хотят? Напрасно. Можно потерять больше, В такую пургу…