Затем ему пришлось отвечать на более щекотливые вопросы: «Что сообщал брат в последних письмах?», «Было ли вам известно о его враждебных действиях на транспорте?» Сергей Сергеевич категорически мотал головой и всячески доказывал, что брат его человек честный, что ни о каких враждебных действиях он и думать не мог.
На следующую ночь допрос повторился уже в иной форме. Сергея Сергеевича сперва сунули в темную вонючую камеру, где не было ни койки, ни табуретки. А перед самым рассветом опять привели к следователю, который с каменной невозмутимостью стал зачитывать ему обвинительное заключение на брата.
Сергей Сергеевич не верил своим ушам. Андрея обвиняли и в связях с иностранной разведкой, и в попытке дезорганизовать работу транспорта, и даже в непосредственной подготовке какого-то крупного крушения.
«Неужели он так маскировался, что вы ничего не знали? — спрашивал следователь. — Кто это вам поверит».
Еще две ночи провел Сергей Сергеевич в камере. И все время мучительно думал: «А может, и в самом деле Андрей оказался вредителем? Не могли же так просто обвинить человека? Ведь такое же не придумаешь?» И когда следователь прочитал ему показания свидетелей, Сергей Сергеевич попросил лист бумаги и написал собственноручно:
«С ужасом узнал я о действиях Андрея. Не брат он мне больше. Пусть день тот померкнет, когда он стал мне братом».
С тех пор прошло более четырнадцати лет. Давно вышел на свободу Андрей, и уже в письмах перестал вспоминать о своих безвинных страданиях. А Сергей Сергеевич никак не мог позабыть о том, что где-то в архивах лежит его злосчастное заявление. И еще мучил его вопрос: показал следователь это заявление Андрею или нет?
Сунув письмо в карман, Сергей Сергеевич заходил по кабинету. «Все, хватит, — сказал он самому себе. — Нельзя же так». Чтобы переключить мысли на что-нибудь другое, он распахнул шкаф, где лежали железнодорожные справочники, учебники и многочисленные папки. В папках хранились важные письма, дипломы, выписки из благодарственных приказов, похвальные грамоты и отпечатанная на машинке толстая рукопись о технической революции на транспорте.
Кирюхин взял ее, покачал и положил обратно. Когда-то он возлагал на нее большие надежды. Но помешала все та же история с Андреем. Рукопись вернули уже из типографии со странной припиской: «Издать не имеем возможности».
В прихожей зазвонил телефон. Нина Васильевна побежала было на звонок, но Сергей Сергеевич опередил ее:
— Слушаю!
Говорил старший диспетчер Галкин. Он сообщил, что на станции Кинешма скопилось много вагонов с важными грузами и что обстановка там весьма трудная.
— А, черт! — выругался Кирюхин. — Ну, чего теперь? Жмите на депо. Пусть дают локомотивы. Срочно!
Галкин неторопливо объяснил, что он хотел бы попытаться разгрузить станцию сам, без дополнительных локомотивов.
— Своим методом значит? Ладно, попробуйте. Только без проволочек. Утром доложите.
Кирюхин опустил трубку, но тут же подумал: «А вдруг не выйдет? Нет, этого допустить нельзя. Надо все-таки нажать на Алтунина».
И он позвонил ему прямо на квартиру.
— Слушайте! Вы можете дать к утру хотя бы пару паровозов для Кинешмы?
Начальник депо помолчал, потом ответил, что сможет дать лишь один паровоз, который через шесть часов должен выйти из ремонта.
— Одного мало, — сказал Кирюхин и велел во что бы то ни стало дать два. Алтунин попытался было объяснить положение. Намекнул при этом на резервные паровозы, которые стояли на других станциях. Но Кирюхин остановил его:
— Хватит. Устал я от ваших объяснений во время бурана. Выполняйте! И чтобы Мерцалов был там. Понятно?
Нина Васильевна посмотрела на мужа, сказала со вздохом:
— Интересно получается. Ты за Мерцалова воюешь, а начальник депо за Сазонова. Сегодня он лекцию машинистам читал. Представил этого Сазонова, ну прямо каким-то ученым.
— Чепуха! — махнул рукой Сергей Сергеевич. — Сазонов — птица средняя. В большой полет не годится.
— А чего же Алтунин хвалит его?
— Видишь ли, — Сергей Сергеевич распрямил плечи, деловито погладил бороду. — Для Алтунина хорош тот, кто машину под уздцы водит. Меньше износа и ремонт не нужен. Благодать.
— Верно, он так и сказал: сбережение техники — наша кровная обязанность.
— Ну, правильно. Ремонтник есть ремонтник. У него одна мысль. А план перевозок, борьба за мерцаловские взлеты, это ему… Вот же подбросили фигуру. Я бы этих кадровиков!
— Ох, какой грозный! — всплеснула руками Нина Васильевна и громко рассмеялась. — У тебя вон даже из бороды искры летят. Смотри, сгоришь еще!