— Домой, — сказал он безобидным тоном и улыбнулся.
— Не шути, пожалуйста. Эта прогулка совсем некстати.
— Почему некстати? Такой день!
Тем временем «Волга», сделав крутой поворот, обогнула квадратный заснеженный скверик и остановилась у четырехэтажного дома, поблескивающего свежей голубоватой краской. Лида не успела толком осмотреться, как перед ней возник бодро улыбающийся Сахаров. Он сжал ее руку в своих жестковатых ладонях и сказал громко, с подчеркнутой торжественностью:
— Поздравляю вас, Лидия Романовна, с увеличением семьи и вступлением в новую квартиру!
«Так вот в чем дело, — подумала Лида. — Значит, Петю премировали квартирой… Значит, мы теперь будем жить…» Но мысли ее прервал неведомо откуда появившийся чернявый паренек с фотоаппаратом. Он бесцеремонно поправил на ней шапочку, попросил выше поднять голову и, отступив на несколько шагов, скомандовал:
— Внимание!
На втором этаже, в квартире, Лиду встретили Роман Филиппович и Евдокия Ниловна. Мать с дочерью, как водится, кинулись друг другу в объятия, немного всхлипнули на радостях. А тесть и зять стояли на расстоянии, не зная, с чего начать разговор. Одна лишь Евдокия Ниловна, тяжело вздыхая, выводила глуховатым голосом!
— Ах, дочка, дочка, и чего тебе не хватало в родительском доме? Ведь просторно, тепло, да и свету не меньше, чем тут.
— Ну, мама! — прервала ее Лида. — Не мог же Петя отказаться от премии.
— От какой премии? — Евдокия Ниловна недоуменно посмотрела на дочь, потом перевела взгляд на Романа Филипповича. Тот переступил с ноги на ногу, глухо кашлянул.
Лида ничего не понимала. Она смотрела то на отца, то на Петю и не знала, что сказать им. Евдокия Ниловна рассерженно махнула рукой и повернулась к кроватке, на которой лежал внук.
— Нет, ты не отмахивайся, — сказал ей Роман Филиппович. — Тут надо сразу: сюда или гуда? И машина пока здесь.
— Но здесь все-таки я хозяин, — с чувством собственного достоинства сказал Петр.
— Ты хозяин? — удивился Роман Филиппович. — В том-то и беда, Петр, что никакой ты не хозяин.
— Товарищи! — крикнул Сахаров из прихожей, и в ту же минуту вбежал в комнату вместе с фотографом. — Разрешите еще один снимок. Последний, так сказать, семейный.
— Никаких семейных, — категорически заявил Дубков и так выразительно посмотрел на организатора съемок, что у того сразу изменился голос.
— В чем дело, Роман Филиппович? Я же хочу как лучше, заметнее. И удар, так сказать, по всяким вредным разговорчикам.
Дубков посмотрел на его разгоряченное лицо, на прыгающие рыжеватые брови.
— Эх, Федор Кузьмич. Не туда вы, извините, курс взяли.
Вечером Мерцаловы отмечали новоселье. Приглашены были Кирюхин, Сахаров и Синицын. Кирюхин неожиданно уехал в управление дороги, а Сахаров обещал прийти непременно. Но вторая бутылка столичной уже подходила к концу, а Сахарова все еще не было. — Н-нда, этика! — язвил по этому поводу Синицын. — Наивысшее проявление товарищества. Борьба за массы в стороне от масс.
— А я тебе говорю — придет, — хлопал кулаком по столу Мерцалов. — Федор Кузьмич знает, кто чего стоит.
— Он знает? Ха-ха! — Синицын так размашисто вскинул руки, что на пол слетела тарелка с голландским сыром.
На звон стекла пришла из другой комнаты Лида.
— Мальчики, хватит! Перерыв!
— Правильно. — сказал Мерцалов, пытаясь подобрать с пола осколки. — Еще по одной за сына и тогда…
— Нет, нет, — остановила его Лида. — За сына вы уже пили. А сейчас, знаете что? — Она взяла обоих за руки и вывела из-за стола. — Сейчас давайте вместе обсудим, как лучше убрать квартиру. По-моему, вот здесь… — Лида повела рукой вправо, — здесь нужно повесить картину. Какую ты хочешь, Петя?
— Я? — Петр задумался, почесывая затылок и слегка покачиваясь. — Я, что-нибудь… Ну, героическое.
— Во! — ударив кулаком в ладонь, крикнул Синицын. — За то и люблю тебя, Петр Степанович. За героизм!
— А что, что конкретно? — добивалась Лида. И вдруг просияла: — Придумала, придумала! Мы повесим здесь «Девятый вал» Айвазовского. Петя, ты же знаешь эту картину?
— Еще бы! Я помню, как ты восхищалась ею в Третьяковке. Вместо меня даже взяла под руку какого-то иностранца. И, главное, при всех обвинила его в равнодушии к искусству.
Лида смутилась. История с этим иностранцем действительно была очень смешной. Неожиданно пойманный за руку, он очень растерялся. Потом, когда понял, что молодая женщина просто ошиблась, вдруг принялся ходить за ней и старательно извиняться. Лида от стыда не знала, куда деваться. Это было на десятый день после свадьбы.