— Злопамятный ты. Петя, — сказала она, ласково потрепав его за волосы, — Другой давно бы забыл.
— Как же забыть? В своем отечестве и чуть без жены не остался.
— Бедный, бедный. Ну, а что же мы повесим на другой стене?
— На другой? А ну, давай, Синица, придумывай! Ты мастер на эти штучки!
— Ого, куда подсадил: мастер! Да меня жена с тех пор, как я грохнул ее любимое трюмо, на километр к этой службе не подпускает.
— Ну и правильно, — сказала Лида, — А где она, ваша жена? Почему без нее пришли-то?
— Да видите, какое дело, — приложив к груди руку, доверительно сказал Синицын. — Сестра у нее заболела. И наверно серьезно. Иначе уже прибежала бы.
В этот момент на всю квартиру разнесся настойчивый детский плач. Лида сразу же побежала кормить сына. А Петр, схватив приятеля за рукав, потянул к столу.
— И все-таки твой Сахаров негодяй, — сказал Синицын, морщась от новой порции водки.
— Чего, чего? — Мерцалов отодвинул бутылку и всем корпусом налег на стол. — Ты чего сказал?
— Негодяй, говорю, первой марки.
— Федор Кузьмич?
— Конечно, кто же еще?
— Ты пьяный, Синица?
— Правильно, пьяный. А все же вижу, какая ты жар-птица.
— Ах ты, воробей мокрый! Да я же пригласил тебя как человека.
— Ха-ха! — присвистнул Синицын, откинув назад голову. — Я человек, Кирюхин человек и Сахаров человек. Ансамбль! Трое во всем депо. А кто же, по-твоему, остальные? Ну, кто?
— Мелочь! — тихо, чтобы не слышала Лида, сказал Мерцалов.
— Мелочь? — Синицын поднялся со стула. — Ты это что же? На бумаге за коллектив, за дружбу, за совесть, а на деле: мелочь? Да ты знаешь, как это называется?
— Эй, вы, друзья-приятели! — забеспокоилась вдруг Лида. — Чего затеяли? Прекратите сейчас же! Слышишь, Петя?
Синицын, не оглядываясь, зашагал в прихожую. Мерцалов двинулся за ним.
— Ты обожди. Давай разберемся.
— Хватит, — сказал Синицын, снимая шинель с вешалки. — Уже разобрался.
Подоспевшая Лида принялась уговаривать Петю:
— Оставь его, пожалуйста, не желает сидеть, пусть идет.
Синицын оделся и, распахнув дверь, вышел на лестницу. Но Мерцалов догнал его снова, схватил за борта шинели и потянул обратно в квартиру, требуя объяснить, друг он ему или такая же мелочь, как другие.
— Такая точно, — бросил ему в лицо Синицын и, рванувшись изо всех сил, побежал вниз. Мерцалов устремился вдогонку. На повороте оба зацепились ногами за ступени, ударились сперва о стенку, потом о железные перила.
— Петя! — неистово закричала Лида.
К счастью, внизу показался Сахаров и очень удачно поймал Мерцалова за плечи. А верткий Синицын в тот же миг подхватил упавшую с головы шапку, застегнул на ходу шинель и вылетел на улицу.
— Провокатор! Шпион сазоновский! — вытирая платком разбитую щеку, кричал во все горло Мерцалов. Но Сахаров быстро прикрыл ему рот ладонью.
— Тише ты! Тише!..
23
Перед самым концом смены в отделение дороги позвонили из горкома: «К вам поехал Ракитин». Это сообщение обрадовало Кирюхина. Он быстро отложил все дела и вынул из сейфа последний приказ начальника дороги, в котором говорилось, что Широкинское отделение плохо использует возможности на Егорлыкском участке. Копию с него Кирюхин еще утром отправил секретарю горкома со своей припиской: «Не знаю, как вы, а я все-таки опять полезу в драку». И сейчас, готовясь к разговору, он был занят одной мыслью: «Может, невзирая на обком, и Ракитин решил побороться».
Но когда тот вошел в кабинет и с суховатой сдержанностью произнес: «Здравствуйте», Кирюхин понял, что речь пойдет не об участке, а о чем-то другом, весьма неприятном. И он не ошибся. Ракитин, привыкший относиться к начальнику отделения с доверием, сказал напрямую:
— Опять жалоба, Сергей Сергеевич. Просто эпидемия какая-то.
Кирюхин, сунув пальцы в бороду, принял выжидательную позу: послушаем, дескать, что за жалоба.
— Чибис приходила сегодня. Высказалась, что называется, по всей форме: устно и письменно. Обвиняет вас в незаконном предоставлении квартиры Мерцалову.
— Какая нелепость! — возмутился Кирюхин. — Вы поймите, Борис Иванович, на кого руку поднимает? На Мерцалова? Да ей бы первой защищать его.
— Но вы же у Белкиной квартиру забрали? — перебил его Ракитин.
— Ну, как это забрали, — ответил изменившимся голосом Кирюхин. — Просто передумали. Ах, Чибис, Чибис! Конечно, женское сердце разжалобить не трудно, К тому же обиженной оказалась тоже особа женского пола. Да еще, наверно, приятельница.