— Странно, — вслух произнес Кирюхин. Ему не терпелось узнать, кто выступал после Алтунина. Возможно, тот поддержал Мерцалова? Нет, дальше как раз шло злополучное выступление Александра Никифоровича.
— Понятно! — Кирюхин стукнул обеими ладонями по столу. Не напрасно, оказывается, встревожил его сердечный приступ старого машиниста, все ниточки от которого явно тянулись к Алтунину. А Сахаров, по мнению Сергея Сергеевича, был просто шляпой. Ведь сидел на собрании, все слышал и не мог дать настоящего боя. Даже не сумел отстоять предложение Мерцалова.
Расстроенный Кирюхин вышел из-за стола и, заложив руки за спину, тяжело вздохнул. Мысли его невольно перенеслись в недавнее прошлое. Сколько нервов пришлось ему потратить с этим Алтуниным, чтобы не допустить до поры до времени сокращения паровозного парка. Ну, ничего, все обошлось благополучно. Алтунинская идея, как говорится, была убита в зародыше. Теперь новые локомотивы, новые порядки. Неплохо будто. Нет же, опять интриги. И все с одной целью, чтобы поменьше ремонта было.
Кирюхин открыл дверь в секретарскую и попросил Майю Белкину:
— Разыщите-ка Сахарова. А потом и Алтунина зовите! — крикнул он вдогонку секретарше. — Только не сразу, а потом.
Сергей Сергеевич хотел поговорить с секретарем парткома наедине, без присутствия начальника депо. Но получилось так, что пришли они почти вместе. Даже Алтунин несколькими секундами раньше. «Бестолковая девчонка, — рассердился Кирюхин. — Не могла сделать, как просил. А может, подстроила специально? Ну, ничего, будем откровенными». Он положил руки на черновики протокола, сказал сурово:
— Недоволен я вашим собранием. И резолюцией тоже. Запугиваете машинистов. Хотите заставить их копаться в агрегатах в момент смены, когда нет для этого времени. Очень с вашей стороны мудро!
Сахаров недоуменно поджал губы, повел взглядом в сторону Алтунина. А тот не моргнул даже глазом, словно замечания его не касались. Это разозлило Кирюхина еще больше. Он резко оттолкнул от себя листы протокола и повысил голос:
— Вы понимаете, что эти фразы о чистых руках, честном сердце и прочих высоких материях направлены против тяжеловесного движения! Больше того: на срыв плана перевозок.
Алтунин поднял голову.
— Если вы уверены в том, что сказали, — произнес он с обычной выдержкой, — тогда следует пригласить прокурора.
Нет, Кирюхин больше не мог разговаривать с этим упрямым человеком.
— Что ж, — сказал он, — придется написать приказ. Завтра получите.
Он выпил еще стакан уже переставшей искриться воды, многозначительно посмотрел на Сахарова и, не простившись, ушел.
С моста Кирюхин увидел на путях Романа Филипповича. Он стоял возле будки контрольного поста и что-то объяснял машинисту, сидевшему в кабине тепловоза. Кирюхин приложил щитком ладонь к глазам, прищурился. У него возникло желание: перед тем, как сесть за сочинение приказа, поговорить с Дубковым. Поддержка этого человека была бы сейчас кстати.
Кирюхин вытянулся и опустил огромные кулаки на перила, но тут же отдернул. Железо было раскалено солнцем. И все вокруг: рельсы, вагоны, светофоры тоже дышали жаром. Лишь тополя у желтых пакгаузов сохраняли зеленую свежесть. Когда налетал на них горячий ветер, они вдруг сердито вздрагивали и поворачивали к нему, словно щит, свою серебряную сторону. Но как только ветер отступал, тополя опять выпрямлялись, делались свеже-зелеными.
Сергей Сергеевич еще раз посмотрел в сторону контрольного поста. Тепловоз ушел к составу. А Роман Филиппович стоял по-прежнему на месте спокойный и сосредоточенный.
«Нет, сейчас я с ним разговаривать не буду, — решил вдруг Кирюхин. — Я сделаю все иначе. По-другому сделаю…» И, не теряя времени, заторопился в отделение.
Прежде чем закрыться в своем кабинете, он заглянул к Гриню, сообщил ему:
— Эх и дело раскопал! Теперь Алтунин у меня не вырвется. Теперь… — Кирюхин даже кулак сжал и потряс им с каким-то особенным чувством. — А вы вот что, — сказал он, подойдя вплотную к Гриню. — Вы на Дубкова приказ подготовьте. Похвалить надо.
— За что? — удивился тот.
— Как за что? За переход колонны на тепловозную тягу. Еще за рейсы Мерцалова. Словом, нужно. Поняли?
— Чего же. Дело ясное.
Кирюхин просидел в этот день за столом до самого вечера. Никогда еще не приходилось ему тратить столько времени на сочинение приказов.