Это была Елена Гавриловна. Узнав ее, Лида попятилась назад, не желая выдавать своего волнения.
— Да что с вами? — забеспокоилась Елена Гавриловна. — Почему вы одни? Где муж? — Не дожидаясь ответа, взяла ее за руку, повела в свою комнату.
Здесь, за толстыми каменными стенами было как в нагретой цистерне. Казалось, всю духоту, накопленную за день на улицах города, дождь согнал сейчас в эти деповские помещения. Вдобавок с путей в раскрытые окна тянуло разогретой соляркой и еще какими-то мазутными испарениями.
— Ну, что же случилось, говорите? — требовала Елена Гавриловна, уставившись на Лиду своими серыми настойчивыми глазами. — Я ведь женщина. Не стесняйтесь, пожалуйста.
И это ее «пожалуйста», сказанное мягко, извиняюще, тронуло Лиду. Она вытерла платком лицо и стала рассказывать все, все, ничего не скрывая.
— Зачем же вы ушли от него? Зачем? — встревожилась Елена Гавриловна.
Лида растерянно заморгала. Она не понимала, как можно не уйти, если Петя так несправедливо и так жестоко оскорбил ее. Но Елена Гавриловна стояла на своем:
— Вы же любите его. И он вас любит. Я уверена. К тому же — сын. Смотрите: вылитый отец! Нет, нет, вы должны вернуться сейчас же, немедленно. Друга нельзя бросать, за него нужно бороться. Слышите?
Некоторое время Лида сидела в нерешительности.
Когда она вышла из депо, дождя уже не было. Зато целые реки воды шумно неслись по асфальту, на каждом перекрестке задерживая пешеходов. Но Лида ни на что не обращала внимания. Только бы поскорей добежать до дома, чтобы исправить свою ошибку.
В то же время она не переставала думать о Елене Гавриловне. Ведь всего полчаса назад Лида с опаской смотрела в лицо этой женщине и не знала, доверить ей свое горе или не доверить? И вдруг такие слова: «Друга нельзя бросать, за него нужно бороться».
Поднявшись на свой этаж, Лида вынула из сумочки ключ и проворно открыла дверь. Петра дома не было. Бутылка из-под шампанского валялась под столом совершенно пустая. Там же поблескивали осколки разбитого бокала.
— Какой ужас! — воскликнула Лида, не в силах сдвинуться с места. В голове суматошно закружились мысли: «Куда он ушел? В ресторан? К приятелям? А может, просто на улицу успокоить нервы? Зачем тогда пить все шампанское и разбивать бокал?»
Ничего не понимая, она подбежала к окну, отодвинула штору. До ее слуха донесся далекий раскат грома. Где-то на краю неба наверное опять собиралась гроза.
18
— Значит вы все же за то, чтобы не наказывать? — уже в который раз посмотрев на Кирюхина, спросил секретарь горкома.
Перед ним на столе лежали два приказа. В одном, где стояла подпись начальника депо, говорилось:
«За грубое нарушение режима движения грузовых поездов на участке между станцией Кинешма и главным узлом П. С. Мерцалова с должности машиниста снять и перевести в помощники машиниста».
Другой был подписан Кирюхиным:
«Приказ начальника депо за № 115 отменяю. Предлагаю П. С. Мерцалова в должности машиниста оставить. Впредь подобные вопросы без моего согласия не решать».
— Я за перевозки, — дернувшись всем корпусом, ответил Кирюхин. — Нельзя, Борис Иванович, не учитывать, что наказание Мерцалова может вызвать нехорошую реакцию среди машинистов. У них появятся недоверие, сомнение и даже боязнь брать тяжелые поезда.
— А я считаю, что с машинистами нужно разговаривать начистоту, откровенно, — заявил Алтунин.
— Вот это правильно, — сказал Ракитин. Он смотрел на обоих начальников и невольно сравнивал их, потому что контраст между ними был сейчас особенно приметным. Кирюхин говорил, хотя и сдержаннее обычного, но все равно нервничал. Лицо его то багровело, то покрывалось болезненной бледностью. Алтунин же, наоборот, сидел как литой. И никакие резкости начальника отделения не могли заставить его поддаться хоть малейшей нервозности.
«Уверен значит», — подумал о нем Ракитин. Одно лишь в настоящий момент смущало его в Алтунине: почему он, прежде чем принять решение о Мерцалове, не посоветовался с Кирюхиным? Но еще больше волновало секретаря горкома поведение Кирюхина, который отменил приказ начальника депо и успокоился, как будто ничего серьезного не случилось.
— Ну, что же, товарищи? — подняв голову, спросил Ракитин. — Будем решать или стоять по-бычьи каждый на своей позиции?
Кирюхин долго молчал, упершись бородой в грудь, потом сказал:
— Хорошо, я решу этот вопрос сам. Будем считать, что никаких приказов не было.
— О, нет! — Ракитин перевел взгляд на Алтунина. — Как вы, Прохор Никитич, считаете?