Пришел июнь, вот-вот нужно было начинать сенокос. В Иванов день, который выпал как раз на субботу, мистер Джонс отправился в Уиллингдон и так напился в кабачке «Красный Лев», что вернулся домой только в полдень в воскресенье. Люди, работавшие у него по найму, подоили рано утром коров и отправились охотиться на кроликов, даже не потрудившись покормить животных. Мистер Джонс, в свою очередь, добравшись до дома, сразу же завалился на кушетку в гостиной и, прикрыв лицо газетой, заснул. Короче, и вечером скот по-прежнему был не кормлен. В конце концов животные потеряли терпение. Одна из коров вышибла рогами дверь в кладовую, где хранились запасы еды, и весь скот принялся кормиться прямо из закромов. Как раз в это время проснулся мистер Джонс. Через минуту он и четверо его работников, вооружившись кнутами, кинулись в амбар и принялись стегать скот. Это было чересчур, этого животные стерпеть уже не могли. В едином порыве, хотя никто этого и не предполагал заранее, они бросились на мучителей. Со всех сторон Джонса и его работников бодали и лягали. Ситуация явно выходила из-под контроля. Никогда еще люди не видели, чтобы животные вели себя так, и этот неожиданный мятеж скотов, тех, кого они привыкли бить и над кем измывались как хотели, настолько испугал их, что они уже ничего не соображали. Еще два-три мгновения — и, прекратив сопротивление, все пятеро бросились наутек по дороге, ведущей к шоссе, а животные, ликуя, преследовали их.
Миссис Джонс выглянула в окно спальни и, увидев, что произошло, поспешно побросала в саквояж что подвернулось под руку и бежала с фермы другой дорогой. За ней, сорвавшись с карниза и громко каркая, вылетел Моисей. Животные же гнали Джонса и его работников до самого шоссе, пока не захлопнулись за ними ворота, сбитые из пяти поперечных перекладин. Так и не успевшие понять, что произошло, животные осознали: Восстание победило — Джонс был изгнан, и Господский Двор достался им.
В первые минуты в столь счастливый исход просто не верилось. Вприпрыжку они пробежались вдоль границ всего хозяйства, словно хотели убедиться, что ни одного человека нигде больше не осталось. А затем, вернувшись к амбарам, принялись уничтожать все следы ненавистного режима Джонса. В углу конюшни была взломана дверь закутка, где хранились кнуты, кольца, которые продевали в носы животных, цепи для собак и страшные ножи, которыми мистер Джонс кастрировал свиней и баранов. Все это полетело в колодец. Вожжи, уздечки, шоры, унизительные торбы были брошены в пылавший во дворе костер. Туда же полетели и кнуты. Животные прыгали от радости, наблюдая, как огонь охватывает кнуты. Снежок швырнул в костер и ленточки, которые в базарные дни вплетали в гривы и хвосты лошадей.
— Ленты, — заявил он, — следует рассматривать как одежду, а это характерный признак человеческого существа. Скоты ходят голыми.
Услышав это, Боксер стряхнул с себя соломенную шляпу, прикрывавшую ему летом уши от мух, и тоже бросил в огонь.
Словом, немного потребовалось времени, чтобы малейшее напоминание о мистере Джонсе было уничтожено. Лишь после этого Наполеон повел животных назад к закромам и выдал каждому двойную порцию зерна, а собакам по две галеты. Затем они семь раз подряд пропели с начала до конца «Скотов Англии» и отправились на отдых. Спали они в эту ночь, как никогда раньше.
Проснувшись, как и всегда, на рассвете, они вспомнили, какую славную одержали победу, и первым делом помчались на луг. Там, за лугом, находился небольшой холм, с которого можно было увидеть почти всю ферму. Животные добрались до вершины и в ясных утренних лучах солнца огляделись. Да, ферма принадлежала им — все вокруг принадлежало им! В диком восторге от этой мысли они принялись скакать от радости, совершая в возбуждении невероятные прыжки. Они купались в росе, набивали рты сладкой летней травой, подбрасывали вверх комья чернозема и упивались его волшебным запахом. Затем, обойдя все хозяйство, они в немом восхищении осмотрели пашню, луга, фруктовый сад, пруд и рощу. Казалось, никогда раньше не видели они всего этого и даже теперь с трудом верили, что отныне все это принадлежит им.
Вернувшись на хозяйственный двор, они молча остановились у дверей господского дома. Он тоже принадлежал им, но войти внутрь никто из них не решался. С минуту помедлив, Снежок и Наполеон навалились, и вход был открыт. Осторожно, чтобы не поломать что-нибудь, животные вошли в дом друг за другом. Они переходили из комнаты в комнату на цыпочках, переговаривались только шепотом и благоговейно разглядывали всю эту невероятную роскошь — кровати с перинами, набитыми перьями, зеркала, кушетку, обитую материей из конского волоса, брюссельский ковер, литографию королевы Виктории над камином в гостиной. А когда спускались уже по лестнице, обнаружили, что исчезла Молли. Они вернулись назад и нашли кобылу в самой лучшей спальне. Взяв синюю ленту с туалетного столика миссис Джонс, Молли прикладывала ее к плечу и глупейшим образом пялилась в зеркало. Единодушно осудив ее, они вышли во двор. С собой прихватили лишь несколько окороков, подвешенных на кухне, чтобы предать их погребению. А кроме того, Боксер ударом копыта пробил пивной бочонок. Больше в доме ничего не трогали. Тут же единогласно приняли резолюцию превратить господский дом в музей. И конечно, все единодушно согласились, что ни одна скотина не должна жить в доме.