Она поставила чашу, неспешно подошла к двери и взяла в каждую руку по факелу. Повторила:
— Это не шахматы, Огнен. И ты играешь вовсе не за чёрных.
— Их знамя черно, — возразил Барбаросса.
— Разве черны слова, которыми они множат своё войско? Тебе ли не знать. Или ты произнёс шахаду неискренне?
Барбаросса дёрнул щекой. В её голосе отчётливо слышалась насмешка.
— Ты слишком напряжён, Огнен. Мне нет дела до того, во что ты веришь. В Аллаха, Иисуса… Верь хоть в Гекату, мне всё равно.
— В Дьявола точно не верю, — еле слышно пробормотал Барбаросса, — я с ним знаком…
Женщина приблизилась к нему. Он ощутил жар мятущегося пламени.
— Ты играешь не за чёрных, Огнен. А твой приятель Паоло Бои ныне играет не за белых. Вся эта борьба креста и полумесяца — это шахматы, в которых не одна дама, а все фигуры попеременно меняют цвет. Играть интересно, не спорю. Но выиграть нельзя.
— Чего ты хочешь, госпожа?
— Чего ты хочешь, Огнен? Чего хочет Улуч Али? Неужто, именуя себя ныне капудан-пашой, он достиг предела желаний? Всего-то? А почему не назваться султаном? Халифом? Или в праведные халифы теперь метит почтенный Кари Али? А может он мечтает называться пророком? Или чего хочет герцог Сермонета? Ты ведь уже знаешь, кого Бои притащил за вами на хвосте?
— Мне не удалось узнать имён, — буркнул рыжебородый.
— Скверно, Огнен, я перехвалила тебя. Онорато Каэтани, герцог Сермонета, папский гвардеец. Он плохо играет в шахматы, но в других делах хорош.
Женщина протянула Барбароссе один из факелов. Он взял его в руки.
— Эта ночь пройдёт, Огнен. Минет и следующая. Скоро придёт весна. Распустятся цветы. Тысячи, сотни тысяч цветов. Не белых и не чёрных. Разных. Разве это не прекрасно?
Она коснулась его волос, пронеся руку сквозь пламя, и приказала:
— Ступай. Ты узнаешь, что делать дальше.
Он попятился к выходу, повернулся и шагнул в ночь.
Конец первой части