— Я помогу, — говорит Итон.
— Да пошел ты в сраку.
Кадры горят. Голова гудит. Он снова просыпается в метро и оно становится бесконечным. Мирриады одинаковых вагонов тянутся вдоль тоннелей. Люди в них — одни и те же. Томас держится за поручень и видит в следующем вагоне свою спину, за ней — еще один вагон и еще одна спина. За ними — то же самое. Так тянется без конца. Он оборачивается назад и снова видит себя. На этот раз его голова повернута через левое плечо и вглядывается, что-то ищет. И так бесконечно. Бесконечное количество вагончиков с бесконечным количеством Томасов Клаус, бесконечно живущих и бесконечно страдающих.
Томас думает.
Действительно ли все это он или это другие люди, ужасно подходящие на него? Может это те самые Томасы, наполняющие его офис?
Кадры меняются. Объектив отзеркаливает предметы. Он слышит тихие пощелкивания, означающие круговорот его нескончаемой киноленты. Все становится черно-белым. Среди радиопомех раздается запись до боли знакомой песни. Вероятно, ее слушала мама, когда он был совсем еще ребенком.
— Ты жалкий больной ублюдок… — и т. д. и т. п.
Мистер Уолкер. Скоро настанет день, когда он уволит Томаса, а он до сих пор не придумал, как отомстить этому зазнавшемуся засранцу.
— Пописяй на него, — пищит Элли.
— Да, обоссы его, Томас, и кончи ему прямо на лицо!
Итон. Даже в могиле его чувство юмора остается на высоте.
Ладно, подрочить он сможет, а что потом?
— Вылей сперму в его кабинете.
Нет, что потом?
Томас не искал работу. Факт. Он в принципе не хотел работать, но мечтал каким-то образом подняться до состояния массонов и оскорбить таких, как мистер Уолкер, своих рискованным поступком. Этакий вонючий подонок, способный поставить на место кучку высокопоставленных личностей, заведующих этим миром.
Камеры крутится. Он снова куда-то летит и ответ появляется прямо перед его глазами. Та сама вывеска с кредитом под низкий процент. Его можно взять и пустить в дело. Открыть бизнес или выгодно вложиться в компанию, которая вроде бы крепко засела на рынке, но из-за какой-то мадам, получившей диарею из-за средств, которые производит та самая компания, её акции просто рухнули. Они ведь непременно подскочат. Ведь так, Итон?
— Так, — отвечает он.
— Значит можно заработать бабла, если грамотно их вложить или построить грамотную стратегию по открытию бизнеса?
— Можно.
— Ты поможешь мне, дружище? — спрашивает, Томас.
— А куда я денусь!
Кадры летят. Пленка пылает.
— Папочка, ты меня удивляешь. Это даже лучше тех эксклюзивных куколок, которых вы с мамой дарили мне!
Кадры. Кадры. Кадры. Кадры.
Смерть неизбежна — факт. Но стоят ли прожитые годы будущей смерти?
Остается одна загвоздка — мистер Уолкер. Его нужно проучить. Нужно показать ему, кто есть кто, чтобы он больше не выпячивал свой упругий зад и не вздумал хвастаться сантиметрами своего лысого отростка.
— Папочка, ты гений!
Кадры летят. Остается один, последний день.
Прожженные кадры киношной ленты становятся нормой. Нормой становится и факт о том, что Диану трахал какой-то законченный мудак. Нормой становится Маргарет и голос Итона Спаркса. Подрочить — Норма. Набухаться — норма.
Так почему не провести этот гребанный день перед увольнением в том гребанном клубе с той гребанной Маргарет?
Все нормально.
Что же там говорил Итон тому зазнайке бармену?
— Маргарет — шлюха.
— Что?
— Я это ему сказал.
Смена кадров. Приглушенный свет. Дубль два.
Томас подходит к бармену и утверждает, что Маргарет — шлюха. Бармен смотрит на него, как на дебила. Да, говорит Томас, она та еще шлюшка. Бармен тупит глазами. Просто лютая шлюха, говорит Томас, и бармен повел его через уже знакомую кухню в уже известный Томасу зал, где полуобнаженные проститутки виляют задницами из-под кожаных мини юбок, где гребанная банка пива стоит дороже гребанного галлона, где радостные мужики выходят из комнат с красными шторками, а менее радостные — из комнат с коричневыми, где продолжает крутиться колесо рулетки, как будто с тех пор шарик не останавливался, где гребанный азарт начинает подламывать веру в самого себя, а долбанный ковбой Дэнни гуляет между столиками с элитными женщинами и пихает им в лицо свой член, да, пихает свой член в лицо Томаса, точно также, как пихал его в лицо Итона и, вероятно пихает себе, а черные шторки всегда задвинуты и где-то за ними — бабки, дохрена бабок, кучи бабок, и женщины лучше Маргарет, ведь они стройнее, они сисястее и мясистее, их хочется трахнуть, не взирая на сумму денег, какую они захотят, их просто хочется, мать твою, отыметь в позе раком, чтобы эта сучка знала, что ты ее папочка и, более того, она хотела это знать и чувствовать своей киской, чтобы Томас знал, что он может культурно трахнуть, чтобы Диана жалела, что не подставлялась также и жаловалась своему дружку, а гребанный мистер Уолкер завидовал его либидо и преклонялся ему, как будут преклоняться женщины типа Маргарет, падшие, но, сука, настолько сексуальные, что даже секс с ними — доказательство того, что ты живой, аргумент против корпоративной системы и повод выпендриться перед всеми, кто не трахал таких, как Маргарет, и колесико с цифрами будет крутиться, а он будет смотреть на кружева шлюх и заставлять их делать то, на что, мать твою, Дэнни никогда не решиться. Короче, лютый вжик-вжик!