Сковородка Миров
Матвей не питал любви к кулинарии. Ребёнком ему часто приходилось помогать по кухне: чистить овощи, резать ломтиками, тереть на тёрке — делать всё то, что так ненавидят взрослые. Бабушка или мама приглашали ласково: «Мотя, давай пельмешки слепим?» А в итоге мальчик просеивал муку, раскатывал тесто и крутил в мясорубке фарш. Можно сказать, выполнял работу поварёнка на кухне господ. По крайней мере, так себе это представлял повзрослевший Матвей. Ещё подростком Мотя зарёкся брать в руки лопатку и нож. Став юношей, он мечтал, чтобы готовили ему: сначала девушка, потом жена, а если не получится удачно жениться на той, что любит стряпать, то для них всегда открыты двери модных ресторанов.
Не перестал он грезить таким будущим, пока учился в университете, помешивая в кастрюле пельмени или макароны, а иногда и то и другое вместе. Мотя не брезговал «разбавить» остатками макарон последнюю пару пельмешек. Закончив университет и поскитавшись по съёмным квартирам, на время обзаводясь подругой, умеющей готовить, молодой парень не переставал верить в будущее, которое не связывало его с плитой.
Шли годы. Матвей перешагнул то, что называется немного за двадцать. Готовить научился сносно, но без любви и энтузиазма. «Жизнь заставила», — так со смехом Мотя объяснял свои кулинарные способности, словно оправдывался, что мечта никак не хотела сбываться. Жизнь не только заставила, но и потрепала. После университета несколько лет он не находил работу по специальности, часто менял работодателей, перебивался халтурами, а потом и вовсе стал раздумывать, не податься ли на заработки куда-нибудь в Заполярье. Его, в сущности, мало что держало на материке: женой он обзавестись не успел, а устойчивый круг друзей постепенно распадался. Поэтому он охотно согласился, когда друг детства позвал с собой в Антарктиду. «Жизнь с пингвинами», — так Мотя говорил об этой затее. Контракт подписывался на год, а должность на международной исследовательской станции была синекурой. Кроме того, предлагались зарплата, которую некуда тратить, полный пансион и куча свободного времени. И если полный пансион себя всецело оправдал — и в представлениях Матвея, и на самом деле, — то обилие свободного времени чуть не свело парня с ума.
Исполнение обязанностей занимало от силы четыре-пять часов. После прочтения любимых книг, коих за время взросления у молодого человека набралось не так много, делать в свободное время стало решительно нечего. Друг детства редко оставлял лабораторию и предпочитал исследования человеческому общению. К тому же их рабочие графики не совпадали, что не оставляло времени поболтать по душам. Поначалу Матвей пробовал завести знакомства с персоналом и влиться в коллектив, помогая в изысканиях. Он не испытывал проблем в общении с иностранными коллегами, которые стали звать его Мэтью на английский манер. Однако вскоре ему наскучили темы, в которых он мало что понимал, а кроме совместного чаепития в кубрике их сближала только работа.
Предоставленный самому себе, Мэтью пристрастился к «прогулкам». Подоспела местная весна, когда воздух прогревался до минус пяти градусов по Цельсию. Прогулки стали для него ритуалом: он брал по банке пива в каждый карман тёплой куртки, которую проносил всю зиму, ещё одну открывал и шёл куда глаза глядят, покуривая дешёвые сигареты и попивая холодный напиток. Мэт поворачивал обратно, когда опустошал две из трёх банок. За сутки он совершал до двух таких вылазок: от обилия свежего воздуха и хмеля мужчину клонило в сон, и, опасаясь уснуть и замёрзнуть, Мотя срочно возвращался на станцию.
Наступление полярного дня привело к потере ощущения ночного времени суток. «Где темно, там и ночь», — гласила местная поговорка. Когда нет сумерек и организм не чувствует смены времени суток, начинает казаться, что идёшь бесконечно. Матвей прогуливался, погружённый в раздумья, так долго, как только позволяла вместимость карманов и мочевого пузыря, а возвратившись в тёмную комнату, мгновенно засыпал. Но даже проваливаясь в сон, продолжал путешествие. Иногда утром ночные грёзы было сложно отличить от реальности.
Первый год прошёл тяжело, но Матвей приспособился и привык к такой жизни. Работника на замену не находилось, поэтому Мэтью попросили остаться на второй срок. Немного поколебавшись, он согласился. Так прошёл ещё год. Затем, уже с меньшими колебаниями, парень решился на третий. Наверное, так продолжалось бы и дальше, если бы не случай с подводной лодкой.
Во время одной из прогулок Мотя наткнулся на проржавевшие остатки субмарины времён Второй мировой войны. Диковинная находка как ни в чём не бывало лежала на берегу. Матвей считал, что смог бы стать знаменитым, если бы пошёл с этой новостью в прессу. Но поскольку каждый полярник на станции подписывал соглашение о неразглашении, то ни с кем, кроме уполномоченных лиц, он не мог обсуждать увиденное.