— Наталья Олеговна, — Академин, сидевший по правую руку от меня, слегка наклонился ко мне и проговорил, — как вам рыба? Вы кушайте, кушайте, я очень старался. Выпейте и вина тоже, позже будет кофе и клубничный торт, так что вы не успеете захмелеть и сможете вернуться к работе.
Ну, вот! Мне стало вдвойне неловко. Мало того, что я уже во второй раз, получается, уговорила своего шефа встретиться с композитором (который, к слову, в этот момент сидит тише воды, ниже травы в гостиной в компании охранника и ждет, когда закончится ужин Шагалова), так еще и Адриан Ааронович вынужден снова есть девчачий десерт просто потому, что я как-то за завтраком неосторожно ляпнула Борису Емельяновичу о том, что мне нравится такой торт. Став пунцовой даже на оголенной спине, теперь уже я наклонилась к Академину и дождавшись, когда он подставит мне свое ухо, прошептала ему:
— Борис Емельянович, не надо было делать этот десерт, ведь он навряд ли нравится Адриану Аароновичу.
Губы Академина тронула еле заметная улыбка, он согрел меня отеческим взглядом:
— Наташенька, в этот раз в меню были внесены изменения и их внес не я.
Подбородок повара дернулся вперед, и я посмотрела, куда он указывал — на нашего шефа, который невозмутимо ужинал, не поднимая загадочных кофейных глаз на присутствующих. Он тоже пригубил вино из своего бокала, сделанного из тончайшего итальянского стекла.
— Борис Емельянович, — вмешался Михаил Павлович, — ваша запечённая дорада с рисом басмати просто великолепна!
Улыбка на лице дворецкого красноречиво говорила о том, что он крайне доволен и временно простил Академина.
— Так выпьем же за это, — подняв свой бокал с вином и расправив свои густые усы, сказал повар, — пусть вкусная еда всегда приносит мир и спокойствие в каждый дом!
— Вы знаете, — крякнул Михаил Павлович, — это тот редкий случай, когда я, пожалуй, соглашусь с вами!
— А вы, Наталья Олеговна, расскажите, как прошел концерт. Если не считать неприятного скандала, действительно ли Алпаров так гениален, как о нем говорят?
В этот момент моей руки, лежавшей на столе со стороны Адриана Аароновича, коснулся краешек хлопчатобумажной салфетки, которую он только что положил на стол. Салфетки были большими, а места между нами практически не было. Я снова залилась краской.
— Я… я не очень хорошо разбираюсь в классической музыке. Если совсем честно — я впервые была на живом концерте.
Мне показалось или я все-таки уловила микродвижение кончика брови Адриана Аароновича? Он как будто на мгновение приподнялся вверх и тут же опустился. Дрожь пробежала по моей оголенной спине, я все еще была в том платье, которое было заказано специально для этого вечера. Когда мы уезжали в консерваторию, и Борис Емельянович, и Михаил Павлович успели одарить меня комплиментами, но они не сопровождали свои слова сальными взглядами, как это сделал Алпаров.
— Но мне показалось, что звучало очень красиво, — поспешила добавить, желая отвлечь собеседников от созерцания моих покрасневших щек.
— Ну, — опять крякнул Расторгуев, подмигнув мне через свои очки, — в таком случае, есть надежда, что Адриан Ааронович не зря во второй раз согласился ему помочь.
— Вот так номер! Адриан Ааронович! — Академин возмутился и даже отложил вилку с ножом. — Неужто вы решили помочь этому прохиндею?! Я как увидел, какой грязью этот Алпыгин…
— Алпаров, Борис Емельянович, — поправил его дворецкий.
— Да не суть! Алпыгин, Алпаров… Как он посмел так отзываться о вас? И еще по Наташеньке… В смысле, по Наталье Олеговне прошелся. Мол обманули вы его. Это ж как обманули-то? Тем, что билеты на его паршивый концерт купили? Или тем, что заставили негодяя доиграть? А я помню, помню, сколько раз Давид Ааронович пробовал устроить вам личный концерт, а он все отказывался. И деньги, заметьте, не возвращал. Ишь, цаца!
Я давно заметила, насколько спокойно Адриан относился к своим домашним. Вот сейчас, к примеру, Академин повысил голос, говорил много, а Шагалов преспокойно ужинал и ничто ему не мешало. Похоже, все-таки все очень зависит от того, кто тот человек, повышающий голос. Хаотично бегущая толпа? Но она будет неприятна любому человеку. Как в консерватории этим вечером — все зрители разом ринулись на выход, чуть друг дружку не затоптали, не смотря на дорогие костюмы и платья. По дороге успевали ругаться, как пьянчужки у нас в Вельске.