Пролог
И ходил Енох пред Богом;
и не стало его,
потому что Бог взял его.
Бытие 5:24
Осень 1958 года выдалась холодной.
Над Арденнским лесом висел густой белый туман. Октябрьский воздух, не по сезону студеный, полнился терпкой горечью трав: багульника, череды, пижмы. Из города доносился мерный гул тепловой станции, и где-то вдалеке хрипло ухала сова, будто отсчитывая время до ужина.
Герой Второй мировой войны, тридцатишестилетний рыбак Роджер Фейвелл шагал по лесной тропинке в сторону дома. В его ржавом ведре бились несколько окуньков – скромная награда за трёхчасовое свидание с удочкой. Ноги в изношенных сапогах нещадно промокли, и в горле поселилось раздражающее першение. Зря он согласился на уговоры Гарри пойти после работы на рыбалку: день выдался слякотным, рыба залегла на дно. Сам Гарри в последний момент укатил в Антверпен по приказу начальства, так что новыми крючками и блеснами Роджеру пришлось хвастаться перед скользкой зеленоватой корягой.
Фейвелл тяжко вздохнул. Лишь предстоящая встреча с домом грела его озябшую душу. Полчаса ходьбы, и он вновь окажется в компании любящей жены, шерстяных носков и целой кружки живительного глинтвейна.
Лес с каждым мгновением погружался в сумрак. На потемневшем небосводе готовилось ко сну солнце, озаряя туман тусклыми кровавыми лучами. Воздух становился всё холоднее, и вскоре изо рта Роджера клубами повалил пар.
Поскорее бы добраться до дома.
Вдруг слева, между голыми стволами деревьев, мелькнуло что-то белое. От неожиданности Роджер остановился и, прищурив один глаз, внимательно вгляделся в хвойную завесу.
Никого.
Расслабившись, Фейвелл пошел дальше. Ему и раньше приходилось видеть в лесу странные силуэты, но, как правило, ими оказывались дикие кабаны или лоси. Однажды, правда, охотники нашли в овраге полуживую девочку лет восьми. Как выяснилось позже, она сбежала из дома, не стерпев ругани пьяных родителей. Целую неделю бедняжка скиталась по лесу, пугая горожан, в то время как мама с папой сотрясали дом криками и грохотом битого стекла.
Не прошло и минуты, как совсем рядом вновь послышался хруст – будто наступили ногой на ветку. Обычно невозмутимый, Роджер крепче сжал ведро и прибавил шаг.
Кому вздумалось шататься по лесу в такую пакостную погоду? Вдруг это беглый каторжник или бездомный?
Перед глазами Фейвелла тут же появился образ страшного бородатого чудища, сжимающего в руках окровавленный нож... Будто злорадствуя над его страхом, сова испустила особенно громкое уханье и выжидающе смолкла.
Нет уж, – от отвращения и страха Роджера передернуло. – У нас городок хоть и маленький, но приличный. Да и каторжникам сюда вовек не забраться.
Но, словно наперекор его мыслям, сбоку послышался скрип веток. Страдающее гипертонией сердце застучало в груди, подобно молоту. Совсем некстати Роджер вспомнил, что не выпил за завтраком таблетки.
Снова хруст, а затем ещё и ещё...
К нему кто-то приближался!
Фейвелл шумно выдохнул и почти трусцой побежал вниз по тропе. Как назло, на ум не приходило ни одной подходящей молитвы. С каких вообще пор он вспомнил о религии?..
− Господи, спаси и сохрани, – зашептал Роджер первое, что пришло на ум. Вдоль лопаток заструился пот. От оглушительного шума в висках ломило голову, и Роджер уже не знал, с кем встреча в лесу окажется безобиднее – с бандитом или диким кабаном.
Главное – не оглядываться...
Внезапно наступила тишина. Живая, дышащая, вязкая. А затем лес разрезала душераздирающая, надрывная трель.
От мелодии, напоминающей предсмертные муки, волосы на теле Роджера встали дыбом. Не советуясь с мозгом, ноги сами несли его прочь из дьявольского места. Лёгкие едва справлялись с дыханием.
Быстрее, ну же...
Музыка затихла так же резко, как и зазвучала, словно струна, не выдержав гнета невидимого смычка, разорвалась. Споткнувшись на бегу о камень, Роджер охнул и грузно повалился на землю. Выпавшее из разжатых пальцев ведро откатилось в сторону.
– Чёрт!
Роджер закряхтел, завозился, пытаясь справиться с одышкой и подняться. На лбу выступила испарина. Кое-как приняв вертикальное положение, он повернулся. И обмер.
В нескольких метрах от него застыла женщина. Нет, не женщина – страшная карикатура на неё. Измазанное белой краской лицо с горящими глазами, кривившийся в судороге страшный рот. Рваное, больше похожее на простыню, платье обнажало худые конечности: чужие и знакомые одновременно.
В одной руке женщина держала скрипку.