– Юна, я больше не хочу жить, – тихо прошептала рядом Оливия. Она уже не плакала, лишь смиренно глотала слёзы и изредка вздрагивала. В чёрном платке и вязаной шали цвета мокрой земли, молодая женщина выглядела измученной древней старухой. Юна тихонько погладила её предплечье и вполголоса ответила:
– У нас нет выбора.
Изрытое лопатами чрево земли с жадностью поглотило деревянный гроб – самый дешёвый, какой только нашёлся в ритуальном агентстве. На скромную зарплату почтальона Оливии было не до изысков. Юна понимала её как никто другой. Ей и самой нередко приходилось выживать на последние деньги, урезая расходы на транспорт и пропитание. Отварной рис, кулёк печенья для ребятни – и покойся, Роджер Фейвелл, с миром.
Юна медленно подошла к самому краю могилы и вместе со всеми бросила на заколоченную крышку чуть подвянувшую гвоздику. Багровые лепестки рассыпались, окропя пышные белые розы каплями крови.
Прощай, Роджер. Прощай, мой милый брат.
Лопаты рабочих алчно вонзились в глиняную почву. На охапки цветов посыпались комья земли. Через двадцать минут все было кончено.
Оливия съежилась и утерла мокрое лицо ладонью. Ветер, будто играючи, раскачивал её тонкую фигурку из стороны в сторону, теребил бахрому шали, пытаясь раздразнить, заставить почувствовать себя слабой и ничтожной. Оливия не сопротивлялась – она уже была уничтожена.
Люди всё говорили и говорили. Под душераздирающий вой женщин, ревевших на все лады, друзья и коллеги вспоминали покойного, возлагали на его могилу цветы. Мутными глазами Юна взирала на гранитную плиту с высеченными инициалами и отказывалась верить, что под свежим холмиком погребено тело любимого брата.
Роджер Джеймс Фейвелл , 1922 – 1958 гг.
Не мог, не мог он погибнуть так глупо! Роджер, повидавший столько крови, ужаса и боли, Роджер, сумевший оправиться после войны и зажить прежней жизнью, скончался от страха!.. Даже вообразить такое стыдно. А вдруг его... убили? И кто-то тщательно скрывает сей факт? Не увидел же Роджер в лесу что-то сверхъестественное, непостижимое?
Или кого-то?..
– Мисс де Лестрикс, у вас есть, что сказать в память об усопшем? – обратился к ней священник. Юна вздрогнула и непонимающе уставилась на мужчину. Наконец до нее дошел смысл слов. Коротко моргнув, она покачала головой:
– Нет, простите. Я не могу.
Служитель собора св. Патриции понимающе кивнул. Оливия сдавленно застонала, словно ей нанесли в живот ножевое ранение, и девушка бережно обняла её за плечи. К могиле вышел приземистый мужчина в узкополой шляпе, назвавшись Гарри Берком. От Юны не укрылось, что Оливия окинула друга Роджера прерывистым мстительным взглядом. Она и подумать не могла, что Оливия способна на такую ненависть – слишком ранимой и хрупкой казалась женщина.
Пока Гарри откашливался, Юна перевела уставшие красные глаза на толпу справа и внезапно обожглась о резкий металлический блеск – словно молния в воздухе полоснула. Пристальным взглядом на неё смотрел молодой мужчина в расстегнутой куртке поверх серой рубашки. И взгляд его выражал отнюдь не сочувствие и даже не романтическую заинтересованность.
Удивление. Недоверие. Страх.
Он буквально просверливал в ней дыру.
Юна фыркнула и отвернулась. Сначала парадоксальная смерть брата, теперь незнакомец, разглядывающий её так, будто на голове у Юны внезапно выросли рога... Кладбище медленно, но верно превращалось в цирк. Раскатистый плач женщин звучал уже пошло и наигранно, а лица горожан выражали не скорбь, а скуку. Она не таких похорон ожидала.
Юне захотелось уйти.
Священник перекрестился и затянул последнюю молитву. Погода портилась с каждой минутой, и Юна зябко обняла себя руками, кожей чувствуя, как молодой человек продолжает сжигать её глазами. Не выдержав, она наклонилась к бледной, как полотно, Оливии и осторожно, чтобы не привлекать излишнее внимание, спросила:
– Миссис Фейвелл, извините, кто этот мужчина на противоположной стороне? В серой рубашке?
Оливия удивленно шмыгнула носом и вгляделась в лица людей. Спустя мгновение она словно наткнулась на невидимый барьер и тяжко вздохнула: