Идя медленным шагом в сторону дракоши, активирую метаморфизм, начиная внутренние изменения. В химеру превращаться не вариант, это почти как напрямую заявить, что именно я устроил резню в Азкабане, но кое-что я могу сделать. Подкожная броня, состоящая из мелких драконьих чешуек, сама кожа изменяется по образу и подобию тролля, слегка темнея, это спишут на бледность. Теплоёмкость тела на максимум, теплопроводность на минимум, насколько это вообще возможно с моим метаморфизмом. Глаза изменяю по подобию драконьих, улучшенное динамическое зрение мне не помешает. Что ещё можно сделать, не показывая лишнего? Хм…
Ладно, достаточно, пора драться! Рывок вперёд, хвосторога выдыхает струю пламени.
Я выхватил палочку и, держа её расслабленным хватом, ткнул вверх и вперёд, вырисовывая необходимый для заклинания узор:
— Глациус! — слегка съехавшую вперёд в кисти палочку резко протянул назад, и ткнул в своё тело. Корка льда с треском укутала меня. Тут же я влетел в пламя.
Глаза застелила пелена огня, видимая сквозь корку льда. Будто попал в обжигающий душ. Только его нельзя выключить.
Кожа начала жечь и чесаться.
Послышался испуганный вой зрителей и Бэгмена, но я особо не прислушивался. Температура… Терпимо. Завожу палочку за спину и…
— Депульсо!
С отталкивающим заклинанием проскакиваю оставшееся до хвостороги расстояние как раз в тот момент, когда поток огня иссяк. В глазах дракоши читается ошеломление, отдалённо похожее на человеческое. Она с разинутым ртом смотрела как я подпрыгиваю высоко, прямо в её челюсть, правой ногой наступая и всаживая ей костяной шип, пробившийся из ступни, в нижнюю челюсть и тут же вертикальным шпагатом вбивая второй, уже на другой ноге, прямо в нёбо.
Шквяк! Ш-шквяк!
Ошеломлённый и восторженный рёв зрителей и Людо, кровь брызнула сверху мне на лицо, болезненный и яростный рёв, вонь тухлятины и рыбы будто ударила меня под дых, и я не заметил как потерял способность слышать запахи, абсолютно неосознанно отключил эту возможность метаморфизмом. Хвосторога затрясла головой в бессмысленных попытках выбросить меня изо рта. Вначале попыталась раздавить, захлопнув пасть, но драконьи мышцы и скелет (пусть и всего лишь подобие), да ещё и усиленные метаморфизмом — это вам не хухры-мухры, но всё же и они начали повреждаться, и я будто глазами увидел каждую трещину в каждом месте, где раскалывались кости. Метаморфизм порой может открыть беспокойные вещи о собственном организме.
Вот хвосторога поняла бессмысленность затеи, перестала трясти головой, в её глотке закружилось и заревело пламя, обдавая кожу теплом. В этот же миг остеогенные клетки потекли из сосудов в места трещин, насилу сращивая их с громким хрустом, игнорируя все прочие шаги, необходимые перед этим процессом.
А я то как раз ждал момента, когда перестанет трясти…
Палочка скользнула в руке вперед, резко назад, и с размаху запустить:
— Глациус! — хлад пронзил горячий воздух густым туманом, снежинки разлетелись в стороны, а прямо в направлении огня в воздухе начали возникать кристаллики льда. Кр-р-рряс-сь!
Ледяной взрыв. Стихия будто пронзила саму сущность клубящегося огня. Две стихии, две противоположности, столкнулись в смертельной схватке. Языки пламени, как змеи извивались, пытаясь вырваться, сдерживаемые окружающей её видимой стужей. Медленно, очень медленно для меня, но не для всего мира, холод поглощал шар пламени, но его неизменно, на каждом шагу по чуть-чуть отталкивало назад. Как же хорошо, что мне не нужно бороться с ней на прямую. И хорошо, что я успел воспользоваться чарами на этапе зарождения пламени, оно просто не успело набрать силы.
Стужа из палочки вырвалась вперёд с удвоенной силой, огибая подвернувшийся шар огня и промораживания тот самый орган, что позволяет дракону дышать огнем.
Мириады снежинок взорвались вокруг, каждая, касаясь кусочка плоти, пронзали его льдом, разрастаясь всё выше и выше, пока огонь не потух с концами, оставив лишь оседающую дымку от холода.
Мир пришёл в норму. Корка льда на мне треснула и опала, рёв толпы ударил по ушам, но громогласный рёв, нет, РЁВ, напрочь выбил барабанные перепонки, из-за чего пришлось уделить внимание их восстановлению метаморфизмом.
Уверен, это было очень больно для неё, видимо орган весьма чувствителен к холоду.