— Трое детей, да? Мальчики или девочки?
— Хочу и тех, и других. Но, скорее всего, у меня будет трое непоседливых пацанов, таких же, как я.
— Бедная твоя жена.
— А ты? Хочешь семью?
— Когда-нибудь.
Она достигла верха лестницы.
— Ну и где твоя комната?
— Слева от лестницы.
Как только она оказалась на площадке, я быстро рванул вперёд, чтобы успеть натянуть покрывало на кровать.
— Прости. Уходя, не заправил постель.
Келли рассмеялась.
— Ты, военный? И без идеальной заправки?
— Я давно не практиковался.
Я огляделся — было ли тут достаточно прилично? Вроде бы я всегда поддерживал порядок, хотя на комоде скопилась пыль, и, конечно, немного смущало, что здесь стояли две односпальные кровати с постельным бельём в тему солнечной системы, а не что-то более взрослое.
— Это была комната Оуэна, когда Остин с детьми тут жил, — сказал я.
— Они тут жили?
Она заглянула в ванную, которую я делил с Дэвлином и Дэшем в детстве, затем заглянула в их старую спальню по другую сторону.
— Несколько лет, до того как я вернулся. Остин и мать близнецов никогда толком не были вместе, а она собиралась отдать их на усыновление. Но он решил, что возьмёт их и будет растить сам. Они переехали к отцу, чтобы у Остина была помощь.
— Ничего себе.
Она подошла к окну, выходящему во двор.
— Сколько ему тогда было?
— Двадцать пять.
Я сел на край кровати, пока она разглядывала вещи на моём комоде — мелочь, флаконы с парфюмом, использованную салфетку из сушильной машины, мою камеру.
— Для двадцатипятилетнего парня это очень ответственно, — заметила она, нюхая каждый флакон.
— Остин с детства был таким. Всегда зрелый и ответственный.
— Ты говоришь так, будто это плохо.
— Нет, — поспешно сказал я. — Я очень его уважаю. И понимаю, почему он такой. После смерти мамы ему пришлось взять на себя много обязанностей. Он стал для нас вторым родителем. И был им долгие годы.
Она повернулась ко мне, всё ещё держа в руках один из флаконов, и облокотилась на комод.
— Это, наверное, было очень тяжело. И для него, и для вас.
— Да.
Я задумался.
— Мы все справлялись по-разному. Для Остина опорой стало то, что он взял на себя эту роль. Он никогда не показывал слабину.
Она поднесла флакон ближе к лицу, вдыхая аромат.
— А ты как справлялся?
— Как можно было ожидать от десятилетнего ребёнка, — признался я. — Я много плакал. Я был ребенком, который не скрывал своих чувств.
Она моргнула, и её глаза слегка заблестели.
— Мне так хочется обнять десятилетнего тебя. Он ещё где-то там, внутри?
Я рассмеялся и поднял ладонь.
— Нет. Он вырос и превратился в бородатого бугая. Держись подальше.
Она улыбнулась и подняла флакон.
— Этот мне нравится больше всех.
— Буду знать. Значит, никогда не использую его при тебе.
Она поставила парфюм на место и взяла мою камеру.
— Ты фотограф?
— Не сказал бы. Просто люблю снимать.
— Что именно?
— Всё подряд. Места, куда езжу. Людей, которые мне дороги. В последнее время в основном фиксирую, как идёт работа над баром.
Она подняла камеру двумя руками, включила её и навела на меня. Щёлк.
— Попался.
— Не надо, — предупредил я.
— Но ведь так весело быть по эту сторону объектива.
Щёлк.
— И ты такой милый, когда хмуришься. Да, давай, покажи мне свой гнев — ты тигр. Рррр.
— Прекрати, — проворчал я, поднимаясь и двигаясь к ней, протягивая руку за камерой.
Она тут же увернулась, проскользнув под моей рукой, и села на край кровати, спрятав камеру за спину.
— Ну давай, забери.
Я скрестил руки на груди и облокотился на комод, решив держать дистанцию.
— Не буду я её забирать.
— Почему?
— Ты знаешь, почему.
— Потому что ты боишься меня?
— Я ничего не боюсь.
Она улыбнулась, снова вытащила камеру и щёлкнула ещё один кадр.
Келли ждала внизу, пока я складывал в сумку ещё пару вещей, удобные кроссовки и камеру. Застегнув молнию, я мельком взглянул на своё отражение в зеркале над комодом и услышал, как она напевает собаке в прихожей. Я улыбнулся — её голос мне действительно нравился.
Как и её тепло, чувство юмора, доброта. Как и её ноги, бёдра, грудь. Как и запах её кожи, цвет её волос, блеск в зелёных глазах, когда она намеренно выводила меня из себя.
Мне нравилось, что прошлой ночью она забралась ко мне на колени. Что не позволила мне юлить и увиливать. Что хотела меня.