Я едва успел припарковать внедорожник, как мы выскочили из него и помчались в коттедж, а оттуда в спальню. Мы больше не рисковали возиться в гостиной, не имея возможности закрыть окна. Я ослабил узел галстука, следуя за ней по коридору, как хищник.
Как только я закрыл дверь спальни, я схватил ее сзади, задрал платье, прижался губами к ее шее и просунул руку между ее бедер.
— Блядь, — прохрипел я. — На тебе ничего нет под этим платьем.
— Нет.
— И ты уже мокрая.
— Да.
Обычно я гордился своим терпением и внимательностью во время предварительных ласк, но сегодня вечером у меня не хватило сил ждать. Мне нужно было проникнуть в нее. Мне нужно было прижать ее к себе так близко. Мне нужно было чувствовать, что она моя.
Я развернул ее, прижав спиной к двери, затем быстро расстегнул ремень, расстегнул брюки и спустил их вниз ровно настолько, чтобы они не мешались. Приподняв ее, я усадил ее на свой член, обхватив руками ее задницу. Она была теплой, мягкой, уютной и прижималась ко мне, вскрикивая при каждом толчке, ее спина громко ударялась о дерево.
Находясь в опасной близости от оргазма, я изменил угол наклона, чтобы основание моего члена потерло ее клитор так, как ей нравилось. Меня еще больше возбудило осознание того, что я знаю, как ей нравится, когда к ней прикасаются. Как ей нравится, когда ее целуют. Как ей нравится, когда ее трахают.
Ее тихие стоны становились все громче и неистовее. Ее киска становилась все более влажной, скользкой от жара и трения. И слава богу, она вскрикнула, когда ее охватил оргазм, и я отпустил себя, мои ноги подкосились, пот стекал по спине под костюмом, мой член пульсировал внутри нее.
Когда я снова смог контролировать свои мышцы, я осторожно поставил ее на ноги и вышел из нее. Наклонившись вперед, опершись локтями в дверь по обе стороны от ее головы, я прижался губами к ее лбу, щеке, подбородку. Она подняла лицо, и я поцеловал ее в губы.
— Я сейчас вернусь, — тихо сказала она.
Я кивнул, давая ей возможность открыть дверь. Мое сердце с трудом замедляло свой ритм.
Пока ее не было, я снял пиджак, развязал галстук и стянул с себя мокрую рубашку. Развесив компоненты своего костюма, я снял остальную одежду.
Она снова вошла в комнату, включила свет и закрыла дверь.
— Поможешь мне снять это платье?
Повернувшись, она приподняла свои густые рыжие волосы, и я распустил узел на бретельках. Затем я прижался носом к ее затылку и вдохнул ее аромат. Должно быть, она смыла косметику, потому что я почувствовал запах ее средства для лица и модного увлажняющего крема.
— Можно это законсервировать? — спросил я, скользя руками по её талии и прижимая к себе.
Она тихо рассмеялась.
— Законсервировать что?
— Тебя.
Нас, чуть не сказал я, но вовремя остановился. Не было никаких «нас», таких, что можно было бы сохранить. Удержать. Сама мысль об этом вызвала странную боль в груди, и я разжал руки.
— Здесь есть молния или что-то ещё?
— Есть. Она сбоку.
Я смотрел, как она раздевается, рыжие волосы свободно падают на загорелые плечи, светлые груди, соски розовые и соблазнительные, линия загара от бикини пересекает живот. Мне хотелось провести по ней языком.
Повесив её платье, она забралась на кровать, скользнула под простыни и посмотрела на меня с ожиданием.
— Ты идёшь спать?
— Через минуту.
Я зашёл в ванную и почистил зубы, а когда закончил, окинул взглядом всю эту девчачью мелочь, разложенную на раковине. Баночки, тюбики, флаконы, кисти, компактные зеркальца. Казалось, будто здесь живёт не одна девушка, а как минимум пятеро. Так вот оно какое — жить с женой? А если у тебя ещё и дочери? Вся ванная всегда будет выглядеть так, словно в ней взорвался отдел косметики?
Заметив её флакон духов, я взял его и понюхал. Пульс участился, будто тело решило, что она рядом. Я поставил флакон на место и пошёл искать настоящую её.
На следующее утро я проснулся первым и пошёл в ванную. Когда вернулся в спальню, меня поразило, насколько красивой выглядела Келли. Она лежала на спине, одна рука изящно изогнута над головой, белая простыня спуталась на её талии, а медные пряди волос разливались по подушке.
Утренний свет воскресенья был мягким и розоватым, проникая сквозь тонкую штору над изголовьем. Кожа её едва заметно сияла. Несколько упрямых солнечных лучей пробились под край шторы, осветив веснушки на её носу, а ресницы отбрасывали на щёки тени, похожие на перья.
Она глубоко вдохнула, её грудь приподнялась, и мой взгляд скользнул ниже, по плавным изгибам её тела, мягкости её живота. Сквозняк качнул штору, и та слегка стукнулась о подоконник.