Особенно когда ношу блокатор.
— Хорошо, Лилиан, — подвел итог искин. — Спасибо за интервью. Мы вам перезвоним.
Интервьюер отключился раньше, чем я успела спросить, в течение какого времени мне ждать ответа. И ждать ли вообще?
Вот о последнем лучше не думать! У меня есть неделя, чтобы найти работу и остаться в Кироне. И я найду ее, чего бы мне это ни стоило.
Не думать про интервью в «Камрин-Берговиц» оказалось не так просто, несмотря на то что остаток дня выдался насыщенным и суматошным. Я съездила в бывший офис, выстояла в огромной очереди, чтобы забрать документы и коробочку с вещами и письменными принадлежностями, которых было не очень много. На «Транс-компани» работало много мигрантов, с некоторыми мы даже раньше пересекались.
— Если даже высоких должностей это коснулось, то дела совсем плохи, — глядя на меня, пробормотала темнокожая женщина в очереди. А я вспомнила, что она, кажется, работала уборщицей.
Да уж. У меня хотя бы есть образование (два прослушанных семестра в колледже). Которое на родине вовсе не пригодится!
Деньги за преждевременное расторжение контракта обещали выплатить до конца месяца. Правда, пришлось заполнить кучу бумажек, чтобы можно было рассчитывать на компенсацию.
И все это время в голову настойчиво лезли мысли о собеседовании с искином. В основном сомнения. Перезвонят или не перезвонят? Правильно ли я все сделала? Не сболтнула ли лишнего? Выглядела ли достойно?
Эти мысли просто не давали покоя!
Покинув офисное здание, по привычке остановилась напротив «Гастенс» — бутика самой изысканной одежды. В громадной витрине в два этажа замерли манекены в изумительных платьях и костюмах. Я каждый день проходила мимо этой витрины по пути на работу и домой и рассматривала шедевры модельного дома. И не знала женщины, у которой бы не замирало сердце при виде платьев «Гастенс». Цена у них была соответствующе шедевральной, так что с прежней зарплатой о подобных нарядах приходилось лишь мечтать, а вот на новой должности я вполне могла поднакопить…
Решено! Если мне позвонят из «Камрин-Берговиц», то куплю себе платье от «Гастенс».
Может, решение было наивным, но оно придало мне сил. Оказавшись дома, снова вылезла в Сеть и посмотрела другие вакансии. Тут же еще раз убедилась, что Крон прав: объявлений бездна, но все, что мне подходит, имеет приписку «для киронцев». Правда, когда я впервые оказалась в Уне, у меня не было ни образования, ни опыта работы, я ничего собой не представляла.
И справилась! Я справилась. Значит, справлюсь и в этот раз.
Поэтому на всякий случай везде разослала резюме и принялась за уборку. Домашние дела позволяли куда-то деть энергию и убить время. Так было с самых юных лет, когда мать заставляла целиком убирать наш дом. Тогда приходилось надраивать деревянные полы крайне осторожно, чтобы не загнать в ладони заноз, и стирать белье вручную в огромной лохани, из-за чего кожа на руках сморщивалась и шла пятнами. Хотя моя однокомнатная съемная квартира куда меньше родительского дома. На полу здесь кафель (когда-то это было моим обязательным условием для съемного жилья в Кироне) и всего лишь два окна, зато стирает за меня машинка. Бытовая техника вообще неотъемлемая часть жизни современной женщины.
Пусть эта квартира мне не принадлежала, она давно стала для меня домом, гораздо более уютным, чем семейная ферма в Тарите. Я сама выбирала мебель (широкую кровать, гардероб и напольное зеркало) и милые мелочи вроде серебристого тюля, белоснежных покрывал с цветочной вышивкой, ярких подушек и фотообоев во всю стену. На них был изображен Западный мост в лучах восходящего солнца — символ моей свободы.
Когда я впервые вырвалась из Тариты, то была немыслимо, просто невообразимо счастлива. Потому что там чувствовала себя чужой, зажатой в рамки. Я отчаянно не хотела, чтобы мы с братом провели жизнь в месте, где до соседей несколько часов езды. Ни развития, ни надежды на нормальное будущее. И единственная связь с большим миром — радио (телевидение отец не жаловал) и телефон. Не смартфон, а общий на весь дом, на случай, если понадобится вызвать ветеринара.
Правда, моей связью с миром стал Беглец.
Сейчас наша встреча казалась смешной и нелепой: пожалуй, мне до сих пор стыдно за тот случай. Мне тогда было девять, а Нату — шесть. Мы пасли лакшаков и ушли далеко от дома, но знали, что нам ничего не грозит: поблизости не то что хищников, даже соседей не водилось. Валялись на траве и смеялись. Поэтому когда за нашими спинами, заслонив солнце, вырос двухметровый монстр (лысый, покрытый блестящей и светлой чешуей, с огромными копями), истошно завопили и дали деру.