— Помню эту историю, — сказал я. — Тогда ты превзошёл сам себя.
— Неприятная ситуация получилась. В итоге мне было очень стыдно. Ты знаешь, я даже стих извинительный ему написал:
Прости, мой друг, я был не прав,
Я душегуб, ты костоправ.
Свою вину я признаю
И в пепел голову сую.
— Надо думать, после этого шедевра он должен был умилиться и всё простить?
— Мне правда было стыдно. Из всех соседей он был самый нормальный. Мы потом, кстати, помирились. Всё же оба экспериментируем, и бывает эксперимент выходит из-под контроля. Но решили больше вместе не жить, во избежание, так сказать. Вот когда он переезжал, стетоскоп и оставил. Я так и не вернул. Кстати, свои экспериментальные таблетки он в итоге доработал и запатентовал. Не зря со мной жил.
— Ты от скромности не умрёшь.
— Так чего скромничать, если жильё с таким прекрасным и умным мной подвигает людей на замечательные изобретения! Короче говоря, вчера мне стетоскоп попался во время сборов, ну я и решил его взять, мало ли что. Такой необычный случай, может пригодиться что угодно.
Спустя час электричка подъехала к нужной станции. Мы вышли и двинулись по тропинке в лес. Было свежо. Пахло прелой листвой и наступающей осенью.
По дороге Лёнька всё время меня торопил. Он боялся, что мы придём, а на месте никого нет. И вот знакомая поляна, палатка и Василий Семёнович. Один.
— Доброе утро, — поздоровались мы с Лёнькой, по очереди пожимая руку мужчине.
— Здравствуйте. Рад, что вы пришли.
— А где же Ливасса? — спросил Леонид.
— Она решила поразмяться, полетать. Скоро будет, — улыбнувшись, ответил Василий Семёнович. — Да это и к лучшему. Поговорим спокойно. Присаживайтесь, сейчас чай будет, печенье есть, угощайтесь.
— Спасибо, мы завтракали, ещё не успели проголодаться, — сказал я, почувствовав невольное облегчение, что завра нет, всё-таки страшновато.
— Ну тогда поговорим. С чего начать?
— С начала, — засмеялся Леонид. – Мы хотим знать всё. Кто такие завры? Откуда взялись? Где прячутся? Что едят? Какие виды существуют? Какой у них метаболизм?
Лёнька был в своём репертуаре. Я не сдержался и подколол:
— Не пугайтесь, пожалуйста, Василий Семёнович. Леонид у нас молодой учёный, юное дарование. Ему всегда всё интересно. Но его энтузиазм может испугать неподготовленного человека.
— Нет-нет, всё в порядке, я уже встречался с молодыми да ретивыми, не волнуйтесь, — с улыбкой сказал Василий Семёнович. — Мне даже импонирует такая напористость. Сразу видна хватка.
У него была своеобразная манера речи. Иногда казалось, будто мужчина попал к нам из прошлого. Но на удивление мне это нравилось.
— А ещё хотелось знать: кто вы? Откуда? Как оказались вместе с завром? — в свою очередь спросил я.
Василий Семёнович посмотрел одобрительно. Почему-то он напоминал мне добродушного морячка, травящего байки у костра. Возможно, загорелое и обветренное лицо наталкивало на такие ассоциации. Ему хотелось верить.
Налив в большую кружку чай и устроившись на бревне, Василий Семёнович начал рассказ:
— Я обыкновенный человек. Родился в этих местах. Потом мои родители переехали на несколько сотен километров южнее. А здесь остались бабушка и дедушка, у которых я проводил лето. Ходил на рыбалку, вот как сейчас. После школы меня отправили служить на границу. И там совершенно неожиданным образом меня почуял пролетавший по своим делам завр. Это была ещё та история, скажу я вам, — Василий Семёнович улыбнулся и ностальгически вздохнул. — Благодаря стечению обстоятельств я встретил свою Ливассу. Это лучшее, что произошло со мной. И я ни разу не пожалел о том, что связал свою жизнь с заврами.
Я по-новому взглянул на мужчину. Свою историю он рассказывал так искренне, что хотелось не только верить, но и оказаться на его месте. Тем не менее рюкзак с пистолетом я положил возле своих ног. Так спокойнее.
— А про завров? Расскажите про завров, — Леньку интересовало только одно.
Василий Семёнович понимающе кивнул и лекторским тоном проговорил:
— «Завр» — сокращенно от «Динозавр» или «Птерозавр». В существующей научной классификации динозавров наших друзей вы не найдёте. Поэтому просто «Завр» — это правильно, и нравится и нам, и нашим друзьям. Ещё можно «ящер», что не верно, но как-то прижилось.