Возле другой стены, подстелив куртку, прямо на полу сидела Настя. Она также неотрывно смотрела на яйца. Девушка выглядела усталой, под глазами темнели круги. Я подошёл, бросил свою куртку на пол и сел рядом. Настя повернулась ко мне, посмотрела в глаза и легонько сжала мою руку своей холодной маленькой ладошкой. Я придвинулся чуть ближе к Насте — так мы и сидели, неотрывно глядя каждый на своё яйцо.
Потянулось ожидание. В комнату входили и выходили люди в халатах. Некоторые из них подходили к яйцам и бережно их ощупывали. Периодически появлялась Женевьева Кац. Они тихо переговаривались о чём-то с Марией, райдером Эммы. Профессор подходила к нам, проверяла в порядке ли мы, принесла воды. Мне казалось, что я, словно муха в янтаре, застыл в потоке времени.
Периодически по ближнему ко входу яйцу проходила дрожь. Оно немного шевелилось. Настино же лежало неподвижно. Но нам никто не объяснял, нормально это или нет.
Вот мне показалось, что на сероватой оболочке «моего» яйца появилась тонкая трещинка. Я моргнул. Подумал, что от того, что слишком долго всматриваюсь, мне мерещится. Потёр глаза. Трещинка никуда не делась, наоборот, она как будто удлинилась.
— Настя, посмотри. Ты видишь? Там будто разрыв, — напряжённо прошептал я.
— Ничего не вижу, — всматриваясь, ответила она.
— На моем яйце, вон там, видишь? — я показал рукой.
— Да, ты прав! — сказала она и позвала находящуюся недалеко Женевьеву Альбертовну: — Профессор, взгляните. Это то, что мы думаем?
Женщина присела, чтобы увидеть куда мы показываем. Потом улыбнулась, кивнула нам и указала медикам и завре, что одно из яиц треснуло. Тут же привезли бокс, похожий на тот, что делают для человеческих детей. Приготовили ещё какие-то медицинские приборы и опять начали напряжённо ждать.
Эмма нервничала, шевелила крыльями и скребла когтями по полу. Я вскочил на ноги, и стоял, не отрывая взгляд от постепенно расширяющегося разрыва. Настя была рядом. Её присутствие мне очень помогало.
— Чрезвычайно важно, чтобы маленький завр смог сам покинуть оболочку. Это примерно, как для человеческого ребенка родиться естественным путем, — проговорила незаметно подошедшая профессор Кац.
— А если у него не получится? Медики смогут помочь? — спросил я.
— Конечно. Это одна из причин почему мы здесь, — ответила Женевьева Альбертовна. — Не волнуйтесь, здесь собрались профессионалы. Мы сделаем всё от нас зависящее.
В этот момент по яйцу прошла волна, оно резко вытянулось вдоль и на его вершине образовалось отверстие, в него высунулся покрытый слизью нос маленького завра. Меня окатила волна восторга и волнения, захотелось подбежать, помочь малышу, укутать, забрать… Но я понимал, что вмешиваться нельзя, тем более что я не имею никакого опыта и могу навредить. Тем временем в отверстие пролезла маленькая головка. Потом появились плечи, крылья и постепенно небольшой склизкий комочек будто выпал из оболочки. В процессе он распрямился и стало непонятно, как эта кроха вообще помещалась в яйце. Мама - завр тут же обнюхала его и стала его вылизывать. Это выглядело для меня немного странно, ведь я уже привык к тому, что завры — это высокоинтеллектуальный вид, а тут вылизывание… Но инстинкты брали верх.
В этот момент профессор Кац сунула мне в руки полотенце.
— Помнишь, о чём мы говорили? — спросила она. — Как только Эмма закончит, подойдёшь и оботрёшь малыша. Пусть она на тебя посмотрит, запомнит твой запах. Попробуй потянуться к ней ментально, успокоить, сказать, что всё в порядке и она в безопасности.
— Она? — я тупо уставился на женщину.
— Да, это девочка, — улыбнулась Женевьева Альбертовна. — И хорошенькая! Сложена идеально, вижу отсюда. Тебе повезло. Такое сокровище досталось. Девочки у нас редкость.
Я, конечно, знал об этом. Весь Латэт надеялся на то, что будет девочка. Но почему-то думал, что малышка будет у Насти, ведь её яйцо было меньше по размеру. Я посмотрел на девушку. Она была бледной и напряжённой, но нашла в себе силы мне улыбнуться и одними губами прошептать: «Поздравляю». А потом вновь стала вглядываться в своё яйцо. Невольно и я посмотрел туда же. Оно было неподвижно, но всё же мне показалось, что оно чуть шевельнулось. Дальше наблюдать я не мог, потому что Эмма отошла и настал мой черёд.
Я с колотящимся сердцем подошёл к малышке. Осторожно взял её на руки и начал бережно обтирать полотенцем. Её тонкая длинная шейка, маленькие лапки и крохотные крылья - перепонки вызвали у меня умиление. Завра покряхтывала и шевелила конечностями.
Малышка полностью умещалась у меня на руках. Нежно поглаживая её, я беспрерывно транслировал, что она самая красивая, что она в безопасности, что я с ней рядом и уже очень люблю. Когда завра открыла свои ещё мутные глазки, посмотрела на меня и я «услышал» в своей голове её робкий отклик-эмоцию, мои чувства было не описать! Она рада мне! Наверное, мне довелось испытать то, что мужчинам обычно недоступно: единение с малышом, некую общность, восторг от того, что это моё родное. Щемящая нежность захватила меня плен. Пронзила всё моё существо. Я держал на руках чудо! Мою чудо-малышку!