— Верно. Но это происходит не за десять минут, а в первые сутки-трое жизни завра. Поэтому ещё несколько часов на принятие решения у тебя есть. Но не больше. Волновать малышку я не позволю. Достаточно того, что она, как и все мы, получила негативные эмоции от не контролирующей себя Эммы. А с Настей разбирайся сам. Она не успела почувствовать погибшего малыша, он не проявил мозговой активности. Но Настя так старалась уловить малейший всплеск, что была максимально открыта, и в полной мере приняла от Эммы отрицательный посыл. Он наложился на её собственные чувства, и мы получили такую реакцию, что потребовалось успокоительное.
— То есть Настя поспит, и ей может стать легче?
— Да, воздействие ослабнет. Но в остальном тебе придётся договариваться с ней самому. Тут тебе никто не поможет. Мы поддержим любое твоё решение. Тебе же нравится Настя, да?
Я смущённо кивнул, чувствуя, как откуда-то из-за ушей жар начинает заливать щёки. Женевьева Альбертовна понимающе улыбнулась:
— Ты хороший парень. И пытаешься поступить правильно. Только постарайся не сделать никому больно. Хотя в этой ситуации кому-то будет больно всё равно.
Женевьева Альбертовна ушла, а я всё ещё стоял в коридоре, не решаясь сделать шаг. Да что ж такое! Ведь я правильно поступаю? Правильно! А я … я переживу. Главное — это малышка-завра и как лучше для неё. Пусть я и уверен в своих силах, но Настя лучше готова, она быстрее меня поймёт, если что-то пойдёт не так. А сегодняшний день показал, что «не так» может пойти в любой момент.
Когда я вернулся, Настя лежала в том же положении, в каком я её оставил, трогательно подложив ручку под голову. Я ещё раз поправил плед у неё на плечах, сел рядом на кровать и попытался в голове составить разговор. Но меня прервали: принесли обед. Составляя с подноса тарелки на стол, я случайно уронил вилку. Вот же!
— Глеб? — позвал тихий голос.
— Настя? Ты как? — я повернулся и напряжённо вгляделся в её лицо.
— Это было…
Её голос задрожал, а глаза опять наполнились слезами. Но она не дала себе расплакаться. Она закрыла глаза, глубоко вздохнула и взяла себя в руки. Я отвернулся. Почему-то казалось, будто подглядываю за чем-то очень личным.
— Кушать будешь? — преувеличенно бодрым голосом спросил я, хотя внутри будто колючками всё покрылось. — Тут прибегал парнишка и оставил вкуснейший обед.
— Нет, спасибо, — слабо улыбнулась Настя. — Но вот от кофе я бы не отказалась.
Я заварил кофе. За неимением маленького столика, сделал импровизированный из стула. Придвинул его к кровати и поставил кружку с дымящимся ароматным напитком. Настя, укутавшись в плед, села на кровати, поджав ноги. Пока она маленькими глотками пила кофе, я наскоро закинул в рот котлету, даже не почувствовав вкуса. В голове крутились обрывки фраз, и я никак не мог решить, с чего бы начать разговор.
Мы с Настей попытались заговорить одновременно.
— Давай ты, — Настя сжала в руках полупустую кружку, будто она её единственный якорь.
— Ты знаешь, сегодня всё пошло не так, как я…
— Не надо, — Настя остановила меня и, крепче ухватившись за плед, глухо, но твёрдо продолжила: — я здесь с рождения и знаю, так бывает. А тут сразу два яйца.
Я сбился с мысли. Почему-то зацепился взглядом за белые костяшки на руках Насти и не мог произнести ни звука.
— Так бывает, — ещё раз, будто успокаивая себя, тихо повторила она. — А знаешь, чем больше общаешься с заврами, тем больше становишься каким-то фаталистом. Я даже не сомневаюсь, что, если спрошу у Эжена или Велимира, или даже у Эммы, когда она придёт в себя, то они скажут, что просто не пришло моё время. И позже я пойму, почему всё произошло так, а не иначе. Рано или поздно появится ещё одно яйцо, и я буду рядом. Так что всё в порядке, Глеб! И ты не должен чувствовать себя виноватым. Тем более, что это я предложила тебе тот договор про яйца.
Настя положила на мою руку свою ладошку. Меня опалило эмоциями: она видит, что я переживаю и жалеет меня. Она — меня!
— Настя, так нельзя! Понимаешь? Это неправильно! — я подался к ней, обнял и прижал к груди.
Остатки остывшего кофе выплеснулись мне на рубашку. Кружка укатилась с кровати на пол. Настя робко положила руку мне на грудь и попыталась отстраниться:
— Глеб, ты облился, посмо…
Я не дал ей сказать, укутал пледом, вновь прижал к себе и стал быстро-быстро говорить в каштановую макушку: