— Но как же так? Разве они не чувствовали эмоции людей?
— Есть гипотеза, что психика завров негативно отреагировала на резкое и длительное «отключение» от большой стаи. Плюс, заблокировав связь с сородичами, они обрубили и связь с планетой, а это куда более существенно. Остались только их райдеры, как привязка к миру. Ну и они физически не издевались над людьми, просто ставили блоки, ментально влияли без разрешения человека.
— Но почему тогда Совет, увидев, что наделали фанатики, не вмешался? Ведь они могли бы всё прекратить! — воскликнул я, но увидев, как вздрогнул Стэнли, понизил голос. — Шла война не один год. Я не могу понять, Стэнли!
— Долгое время мы не знали, что фанатики участвуют в войне. Они были осторожны. Тем более, что начали её всё же люди, а отступники лишь воспользовались ситуацией в своих целях. Мы же никогда не лезли в дела людей. Да – война, но не первая и не последняя за тысячелетия существования человечества. Более того, за прошедшие годы в Латэте многие стали думать, что фанатики не смогли выжить вне стаи и погибли. Наша с мамой жизнь вошла в привычную колею. Только близких друзей с той поры у меня не стало. Была мама, был я, потом был мой завр Колстэн – вот и вся моя семья. А сейчас я остался совсем один.
Стэнли как-то сжался в своём кресле. Он выглядел таким старым и несчастным, что я опять почувствовал себя виноватым. Ну зачем? Зачем я когда-то спрашивал про этих чертовых фанатиков?
— Стэнли, теперь у вас есть я, — твёрдо произнёс я, ничуть не покривив душой.
Этот сухонький старичок, Лёнька, Настя, маленькая завра — моя семья здесь, в Латэте. Я поправил рукой ворот футболки, который неожиданно показался тесным.
— Я благодарен высшим силам за то, что ты появился в моей жизни, — тихо сказал Стэнли и отвёл заблестевшие глаза.
Мы сидели в тишине, думая каждый о своём. Это были мгновенья необычайного душевного единения. Потом Стэнли, прочистив горло, продолжил свой рассказ:
— Прошло десять лет, как отец пропал. Война шла долго. Почти все наши люди, проживающие вне посёлка, вернулись в Латэт. О заврах и говорить нечего, как правило они редко улетают от стаи надолго. А тогда в мире было слишком неспокойно. У нас же, благодаря совместной работе завров и людей, образовался островок безопасности. Как я уже говорил, в посёлке многие забыли об отщепенцах. Но не я.
К тому времени мою кандидатуру одобрили в Совете для того, чтобы я стал райдером. Ты не представляешь, как мы с мамой радовались этому! Я боялся, что люди будут против. Но ничего подобного не произошло. Я до сих пор благодарен за моего Колстэна. Он лучшее, что было в моей жизни!
После этого мама как-то быстро сдала. Всё-таки исчезновение отца сильно подкосило её здоровье. Тем не менее она во всём помогала мне и поддерживала. Но и ей я не сказал, когда первый раз объявился отец.
— Он был в здесь, в Латэте?
— Да. Первый раз это случилось, когда Колстэну исполнилось полгода. Отец прилетел ночью. Ему удалось пробраться сквозь все наши патрули. Он какими-то своими путями узнал, что у меня появился завр и хотел, чтобы я ушёл с ним. Пополнил их маленькую стаю. Я прогнал его, не желая слушать! Я испугался, что в Латэте узнают, что он жив и ищет со мной контакт, и заберут моего Колстэна. Этого допустить я не мог! Наверное, именно тогда мне в голову впервые пришла мысль о необходимости придумать серьёзную защиту Латэта и завров. Но это в будущем. А в тот момент был только всепоглощающий ужас, что я лишусь своего друга-завра. Я рассказал Старшему. Он пообещал держать всё в тайне, ведь ничего страшного же не случилось. Тогда мы ещё не знали о роли фанатиков в войне. После этого отец прилетал ко мне ещё два раза, безуспешно пытаясь уговорить улететь с ним. Я был непреклонен. А потом в поселок вернулся Дрём…
— Дрём? Кто это ещё? — в недоумении спросил я.
— Это один из отступников, ушедших с отцом, самый молодой из них. В моей памяти он был весёлым парнем с вихром на голове и щербатой улыбкой. Вернулся же угрюмый седой мужик со впалыми щеками и цепким суровым взглядом. Его сначала и не признали вовсе, когда он буквально упал с неба в Горном вместе со столь же измождённым завром. Вот тогда-то всё и раскрылось. Мы узнали страшную правду о жизни отступников вне стаи.
Дрём подробно рассказал, как и где они жили, какую роль играли в войне, какие ужасы творили. Его, как самого младшего и, скажем так — нестабильного, сначала не привлекали к экспериментам. Он занимался бытом. Конечно, он знал о том, что творится, но знать и видеть — разные вещи. Как отцу удавалось манипулировать им столько времени — непонятно. Но факт остается фактом: Дрём хоть и понимал, что совершил непоправимую ошибку, уйдя с отступниками, но не делал попыток что-либо изменить. Боялся, что фанатики отомстят, или он останется совсем один, или его завр погибнет или, что ещё хуже, попадёт в руки людей.