Блаженство, всплывшее в разуме, растекалось по телу, заставляя вспоминать все случившееся так, как будто я просто шагнула назад, в объятия незнакомца. Страсть накатывала бешеными волнами, путая мысли, заставляя думать лишь о нем.
Я встрепенулась, желая прогнать легкую негу, все сильнее и сильнее охватывающую тело. Память, заключенная в каждой клеточке, к которой успел прикоснуться он, не позволяла до конца освободиться от этих оков, хотя я очень старалась.
Время первых впечатлений, давшихся мне с особым трудом, уже прошло, так что разум несколько очистился от сумбура, принесенного в обыденное существование случайным знакомым. Все постепенно возвращалось на круги своя, и только память, жившая в снах о незнакомце, сопротивлялась.
Суматоха, порожденная гибелью Маши, уже улеглась, так что о недавних событиях напоминали лишь потухшие глаза ее родителей. Наверное, они оставили свою жизнь у маленького холмика среди сотен таких же, укрытом гирляндами цветов. Когда-нибудь на нем будет ее фотография, но пока… только море живых бутонов, согревающее душу несчастной. Сидя на своем диванчике у окна, мне часто приходилось наблюдать, как родители погибшей выходили из дому, держа в руках новый букет. Они, ожесточенные на весь мир, обрекали невинные цветы на такую же долю, что постигла их дочь – на красивую, но совсем короткую жизнь. Убитые горем родители Маши несли их целыми охапками, пытаясь вновь ощутить ее рядом с собой. Но утерянного не вернешь…
Даже в школе об этом почти никто не говорил: жизнь продолжалась, принося все больше нового тем, кто в ней остался. Она раскрывала для кого-то мгновения первой любви и первой разлуки, дарила счастье с каждым прожитым днем, позволяя ощутить главное – свое дыхание. Благодатное и светлое, дарящее надежду. И только старушки, собирающиеся на скамейках под окнами, все еще перемалывали те подробности, которые успели уловить. Они провожали навязчивыми взглядами каждое шествие родителей к месту, упокоившему их дочь и ставшему за считанные дни заветным, сверля их фигуры, истощенные несчастьем, до дыр. Как же я ненавидела все это! Глупые, забывающиеся в своем любопытстве, они не давали сокрушенным горем родителям оправиться от утраты. Хотя, я понимала, это не произойдет никогда. Спустя какое-то время они смогут смотреть в глаза знакомым, не опуская своих каждый раз от боли, рвущей сердце, но никогда эта рана не закроется. Ибо еще не изобрели лекарства, способного исцелить душу человека.
Но… моя жизнь продолжалась.
Вместе с остальным миром и я постепенно стала забывать обо всем случившемся. Эмоции, подаренные близостью с человеком, который мне был не знаком, по большей мере утихли, оставляя в душе тонкий след горького послевкусия, словно от чашки крепкого кофе. Однако я понимала: без него нельзя открыть новый день.
И я продолжала жить и идти вперед. Даже история с папкой, сквозь которую мне удалось проникнуть взглядом, уже не казалась такой реальной. Она изредка напоминала мне о себе самой, вспыхивая картинками в памяти, но постепенно я научилась не думать об этом, похоронив все на задворках сознания. Все пережитое осталось в той, старой жизни.
А впереди ждал университет, к которому нужно готовиться.
День рождения прошел тихо, словно это ушли вдаль еще одни сутки моей жизни. Только родители поздравили меня, оставив под вечер с новой книгой в руках. И снова непознанный еще мир, и вновь еще одна судьба, позволившая себя прожить.
Съездив в столицу, я узнала, что зачислена на первый курс, так что дел впереди казалось очень много. Поскольку меня принимал лингвистический университет на факультет испанского (спасибо дедушке за выбор профессии), я постаралась скупить всю литературу, которую могла достать и которая пригодилась бы мне в последующем. Запасшись целой кучей различных тетрадей, словарей и канцелярских принадлежностей, у меня теперь была одна головная боль: как все это доставить к месту требования. Однако и эта проблема разрешилась. За несколько недель до отъезда мы с отцом, который нанял для переезда грузовик, перевезли большую часть всего необходимого, чтобы остальное я могла доставить в машине, подаренной мамой.
Предвкушение томило меня. Мне хотелось ехать туда, где можно приступить к новой жизни, где я могла бы начать смотреть в глаза других без страха. Я стремилась приехать в столицу еще и потому, что надеялась встретить там свою любовь. Конечно, такой резкий скачок было сделать сложно, но незнакомец, показавший мне то, что может случиться между мужчиной и женщиной, заставил задуматься об обычных вещах. Рассуждая, я даже подумала, что мамины пожелания по поводу молодого человека вполне могут исполниться. Впрочем, нельзя загадывать наперед.
Но запах свободы, смешанный с томящим ароматом новой жизни, уже кружил мне голову.
До отъезда оставались две недели: мне необходимо прибыть в столицу пораньше, чтобы приобрести все необходимое в новую квартиру, обустроиться в ней, узнать, по какому маршруту ездить на занятия. Новая жизнь влекла за собой множество проблем, но и они сейчас были для меня просто необходимы. Эта встряска должна послужить толчком к тому, что поможет мне выйти из тени прожитого – всего, что отравляло мне существование в маленьком городке с его причудами. Столица предполагала существование, в котором люди, населявшие мегаполис, должны лишиться предрассудков. Каждый день, теряясь в толпе огромного города, человек может раствориться, слиться с остальными, не раскрывая себя. Он мог свободно глядеть в чужие души, не боясь того, что увидит свершение этих судеб, ведь шансы встретиться еще раз крайне малы. В таких условиях этот человек уже не выделится каким-то Даром, он будет таким же, как и остальные.
Все мои надежды связывались с переездом.
В ночь, ставшую для меня последней среди привычного мира, я долго не могла уснуть. Одновременно с ожиданием чего-то нового, необычного и волнующего, ко мне пришло понимание ухода из обыденности. Я лежала в своей маленькой кровати и старалась запомнить все то, среди чего росла.
Словно раньше, когда в жизни еще не было проблем с Даром и незнакомцем, когда весь мир, окружающий меня, казался простым и понятным. Мне на миг захотелось снова стать маленькой, когда родители, любящие тебя, оберегают от всех невзгод, а окружающие люди мило улыбаются, пытаясь потрепать за пухлую щечку. Тогда мы, стремящиеся повзрослеть, еще не понимаем, от чего бежим.
Все мое детство прошло в этом маленьком городке, заполненном привычными людьми, внимательно рассматривающими тебя, чтобы потом обговорить между собой. Здесь нет секретов ни от кого. Но тихий городок по-прежнему был для меня дорогим, не смотря ни на что. Ведь когда-то, совсем давно, я ощущала себя счастливой здесь, а за это нельзя не чувствовать благодарности.
Уютный дом, ставший родным совсем недавно, после переезда, хранил все мои тайны, словно мы были самыми близкими друзьями. Он безмолвно дарил свою поддержку, которой иногда так не доставало от других. Его стены многое слышали и многое видели. И даже ту встречу, в которой я чуть не потеряла саму себя.
Я притаилась: хотелось получше запомнить все то, что дорого сердцу.
Стук часов, отбивающих половину третьего.
Звуки ночи, такие мало различимые, но вместе с этим столь привычные. В большом городе они сменятся шумом спешащих машин. Гудение жизни, стремительным потоком несущей свою энергию вперед. Только так, и не иначе. В мегаполисах нельзя шагать назад.
Запахи родного дома, в котором все было так понятно, – места, дарившего мне спокойствие в этом сумасшедшем мире.
Я искала в темноте ночи привычные очертания мебели, но многого здесь уже не хватало. Часть того, что было дорого моему сердцу, давно ждало нашего отбытия, и я спешила уснуть, чтобы уже завтра оказаться на новом месте.
Однако, сон, как назло, не шел ко мне.
Так всегда: когда торопишься, жизнь оттягивает наступление долгожданного момента.
Найдя рукой кнопку на ночнике, я легко нажала ее, и слабое сияние осветило небольшой кусочек комнаты, расположенный у моей кровати. Опустив ноги на мягкий ковер, я осторожно, чтобы не потревожить родителей, прошла к книжному шкафу, уже по большей части опустошенному предстоящим переездом.