— Папа, ты здесь? — снова окликнул Томми. — Я свалился с крыльца и меня положили на растяжку?
Теперь его голос, пусть и наполненный дрожью, прозвучал отчетливо, чувства обострились до предела. Вдруг экран над ним мигнул и ожил.
Это было изображение скульптуры, серовато-белый мрамор на черном фоне. Фигура будто стояла, плавала в темноте всего в каких-то дюймах от лица Томми. Это была статуя обнаженного мужчины. Похоже на какое-то греческое божество, подумал он, но точно сказать не мог, так как не помнил, видел ли его когда-нибудь. Однако в то же время скульптура показалась ему чем-то знакомой. Причем Томми узнал не положение тела, неуклюжую позу стоящего божества, приветственно поднявшего в правой руке кубок. Конечно, не волосы — или это были гроздья винограда? — окружающие лицо бога, высекли искру в воспаленном сознании спортсмена. Нет, было что-то в самом лице, в теле…
Пока его рассудок лихорадочно пытался вспомнить, понять, статуя начала вращаться, словно стояла на поворотном столе. Томми увидел позади божества еще одну фигуру, доходящую тому лишь до пояса. Это действительно ребенок? Но что у него с ногами? Со ступнями? Малыш хитро улыбался, держа в руке гроздь винограда. Видимо, он скрывался за богом, чуть ли не поддерживая его.
«Точно! — подумал Томми. — Кажется, этот тип с кубком здорово перебрал и с трудом держится на ногах!»
Невероятно, но среди смятения, под звуки бешено колотящегося сердца промелькнули обрывочные воспоминания студенческих попоек в Бостонском колледже, шумных пирушек в Лас-Вегасе вместе с партнерами по команде, той модной вечеринки на Манхэттене, когда он познакомился с Вики…
«Папе она не понравилась с самого начала. Эти долбаные модели! Он был прав. Наверное, я ничего не соображал, когда сделал предложение этой…»
— Пора, — снова произнес голос. — Стряхни с себя сон, сын Юпитера!
Томми тщетно попытался повернуть голову, всмотреться в темноту краем глаза, но не увидел ничего, кроме странного образа, нависшего прямо над ним. Изображение на экране сменилось крупным планом головы статуи. Да, лицо бога с выпученными глазами и приоткрытым ртом окружали грозди и листья винограда.
— Кто ты такой? — воскликнул парень. — Что я здесь делаю?
Охваченный паникой, он начал судорожно вырываться, а изображение снова пришло в движение. Томми увидел, как камера медленно прошлась над грудью статуи, над раздутым животом и наконец остановилась над лишенным волос пахом, тем местом, где должен был быть член.
Да, у этого бога, кем бы он ни был, отсутствовал «краник». Между ног болталась лишь распухшая мошонка.
— Черт побери, в чем дело? — взвизгнул Томми.
К этому моменту он обливался потом, сердце гулко стучало у него в висках, путы впились в запястья подобно веревкам, на которых коптятся окорочка. Внезапно изображение исчезло, и Томми Кэмпбелл разглядел на экране себя, свое лицо, таким, каким он был сейчас, распростертым на столе, с привязанной головой. Но саму веревку Томми не увидел. Нет, его голову окружали гроздья винограда и листья, как и лицо того безымянного бога, которого ему только что представили.
— Это еще что такое, твою мать?..
Тут Томми застыл, в ужасе глядя на то, как по экрану медленно проплывает изображение его тела. Камера находилась где-то над ним, позади экрана, чуть правее того места, откуда доносился голос, но Кэмпбелл не видел ни ее, ни оператора, только свое мускулистое тело на экране. Его охватила неистовая дрожь, ему показалось, что он чувствовал, как под глазными яблоками судорожно бьется головной мозг. В неистовом порыве разлившегося адреналина Томми забился в путах, отчаянно пытаясь освободиться. Тело на экране извивалось и дергалось точно так же, как и он сам. Однако каким бы физически сильным ни был Кэмпбелл, надежды порвать путы у него было не больше, чем вырваться из мраморной глыбы. Что самое страшное, Томми не мог оторвать взгляд от себя. Молодой парень, охваченный паникой, смотрел, как камера проплывает над его загорелой, лишенной растительности грудью — вот где ремень! — медленно смещаясь к животу.
Только тут Томми Кэмпбелл наконец понял.
— Этого не может быть, — жалобно простонал он.
Неумолимый оглушительный барабан войны, беспощадный вестник того, что надвигалось со стороны горизонта, гремел у него в груди. Томми предстояло кое-что увидеть.