— Но ведь Вайолет еще ребенок! — воскликнул кто-то из актеров. — Ей еще не полагается выходить замуж.
— Полагается, если согласен ее законный опекун, — возразил Граф Олаф. — А я, будучи ее мужем, еще и законный опекун.
— Но эта бумажка не официальный документ! — возмутилась судья Штраус. — Это просто театральный реквизит.
Граф Олаф взял у Вайолет лист и передал его судье Штраус:
— Если вы посмотрите внимательно, то увидите, что это официальный бланк из муниципалитета.
Судья Штраус быстро пробежала бумагу, потом прикрыла глаза, глубоко вздохнула и глубокомысленно наморщила лоб.
«Интересно, — подумалось наблюдавшему за ней Клаусу, — у нее такое же выражение лица, когда она исполняет свои обязанности в суде?»
— Вы правы, — сказала она наконец, обращаясь к Графу Олафу, — к сожалению, этот брак действителен. Вайолет ответила «да» и поставила свою подпись. Да, вы ее муж, а потому имеете полное право распоряжаться ее состоянием.
— Этого быть не может! — послышалось из зала, и Клаус узнал голос мистера По. Тот взбежал по ступенькам на сцену и взял из рук судьи Штраус бумагу. — Это какая-то немыслимая чепуха.
— Боюсь, что эта чепуха является законом, — Глаза судьи Штраус наполнились слезами. — Прямо поверить не могу, как легко я дала себя обмануть. Сама я никогда не причинила бы вам вреда, дети. Никогда.
— Да, обмануть вас ничего не стоило, — с ухмылкой подтвердил Граф Олаф, и судья расплакалась. — Завладеть их состоянием оказалось парой пустяков. А теперь, прошу извинить, мы с женой отправляемся домой, у нас впереди брачная ночь.
— Сначала отпустите Солнышко! — закричал Клаус. — Вы обещали!
— Да, а где Солнышко? — спохватился мистер По.
— В настоящий момент крепко-накрепко увязана, — отозвался Граф Олаф. — Если вы простите мне маленькую шутку.
Глаза у Графа Олафа блестели особым блеском, когда он нажал на кнопку рации и стал ждать, пока крюкастый ответит.
— Алло! Да, конечно, это я, болван! Все прошло по плану. Вынь, пожалуйста, девчонку из клетки и доставь прямо сюда, в театр. Они с Клаусом должны еще выполнить кое-какие задания до сна. — Граф Олаф кинул на Клауса колючий взгляд: — Теперь ты удовлетворен? — Да, — спокойно ответил Клаус. Удовлетворен он, естественно, не был, но по крайней мере младшая сестра уже не болталась в клетке на верху башни.
— Не думай, будто ты в такой уж безопасности, — шепнул ему лысый. — Граф Олаф еще займется тобой и твоими сестрами попозже. Он просто не хочет этого делать на людях.
Клаусу не нужно было объяснять, что Лысый разумел под словом «займется».
— А вот я совершенно не удовлетворен, — заявил мистер По. — Это абсолютно чудовищно. Абсолютно кошмарно. Это немыслимо в финансовом отношении.
— Боюсь, однако, что тут все по закону, — возразил Граф Олаф, — а закон налагает обязательства. Завтра, мистер По, я зайду в банк и заберу все деньги Бодлеров.
Мистер По хотел что-то сказать, но у него начался приступ кашля. Несколько секунд он кашлял в платок, а все вокруг ждали, когда он заговорит.
— Я не допущу этого, — выдохнул он наконец, вытирая рот. — Решительно не допущу.
— Боюсь, придется, — возразил Граф Олаф.
— Ох… наверное, Олаф прав, — всхлипнула судья Штраус, — этот брак имеет законную силу.
— Прошу прощения, — вмешалась вдруг Вайолет, — но, возможно, вы ошибаетесь.
Все повернули головы в ее сторону.
— Что вы такое говорите, графиня? — спросил Олаф.
— Никакая я не графиня, — огрызнулась Вайолет с запальчивостью, что в данном случае означает «крайне раздраженным тоном». — По крайней мере я думаю, что это так.
— Каким это образом? — осведомился Граф Олаф.
— Я не подписалась той рукой, которой обычно подписываю документы.
— Как так? Мы все видели, как ты подписалась. — Бровь у Графа Олафа поползла вверх.
— Боюсь, твой муж прав, милочка, — печально сказала судья Штраус. — Отрицать это бесполезно. Вокруг слишком много свидетелей.
— Как и большинство людей, — продолжала Вайолет, — я правша. Но бумагу я подписала левой рукой.
— Что?! — закричал Граф Олаф. Он вырвал бумагу у судьи Штраус и вгляделся в нее. Глаза его заблестели. — Ты врунья! — зашипел он.
— Ничего подобного! — взволнованно воскликнул Клаус. — Я заметил, как у нее дрожала левая рука, когда она подписывалась.
— Но доказать это невозможно, — возразил Граф Олаф.
— Почему же, — сказала Вайолет, — я с удовольствием подпишусь еще раз на отдельном листке правой рукой, а потом левой, и мы сравним — которая подпись больше напоминает ту, что на документе.
— Неважно, какой рукой ты подписалась, — настаивал Граф Олаф, — это не играет роли.
— Если позволите, сэр, — вставил мистер По, — предоставим решать это судье Штраус.
Все посмотрели на судью Штраус, вытиравшую последние слезы.
— Дайте-ка сюда, — сказала она тихо и закрыла глаза. Потом глубоко вздохнула, и бодлеровские сироты вместе с теми, кто им сочувствовал, затаили дыхание, глядя, как судья Штраус наморщила лоб, усиленно обдумывая создавшуюся ситуацию. Наконец она улыбнулась. — Если Вайолет действительно правша, — судья старательно подбирала слова, — а подписывалась левой рукой, значит, подпись не соответствует условиям матримониального права. Закон ясно говорит: «Брачный договор должен быть подписан той рукой, какой обычно подписывают документы». Таким образом, можно заключить, что брак этот недействителен. Ты, Вайолет, не графиня, а вы, Граф Олаф, не имеете права распоряжаться бодлеровским состоянием.
— Ура! — раздалось из зала, некоторые зааплодировали.
Если вы не законовед, вам может показаться странным, что план Графа Олафа провалился только из-за того, что Вайолет расписалась левой рукой, а не правой. Но закон — странная штука. В Европе, например, есть страна, где закон требует, чтобы все пекари продавали хлеб по одинаковой цене. А на некоем острове закон запрещает снимать урожай со своих фруктовых деревьев. А в город, находящийся неподалеку от того места, где проживаете вы, закон не подпускает меня ближе, чем на пять миль. Подпиши Вайолет брачный договор правой рукой — и закон сделал бы ее несчастной графиней, но она подписалась левой — и, к ее облегчению, так и осталась несчастной сиротой.
То, что для Вайолет и ее брата с сестрой явилось хорошей новостью, для Графа Олафа, естественно, обернулось неудачей. Тем не менее он одарил всех зловещей улыбкой.
— В таком случае, — сказал он Вайолет, нажимая на кнопку рации, — или ты выходишь за меня по всем правилам, или же я…
— Ни-и-по-о! — пронзительный голосок, безошибочно принадлежащий Солнышку, заглушил слова Графа Олафа. Она проковыляла по сцене к сестре и брату, а за ней вошел крюкастый. Его рация трещала и гудела. Граф Олаф опоздал!
— Солнышко! Ты цела! — И Клаус обнял ее.
Вайолет тоже подбежала к ним, и старшие Бодлеры засуетились около младшей.
— Принесите ей что-нибудь поесть, — попросила Вайолет. — Она, наверное, очень голодна, столько времени провисела на башне.
— Кекс! — выкрикнула Солнышко.
— Г-р-р! — зарычал Граф Олаф. Он заходил взад-вперед по сцене, как зверь по клетке, потом остановился и наставил палец на Вайолет. — Ты, может, мне и не жена, — рявкнул он, — но пока еще ты моя дочь, и я…
— Неужели вы в самом деле думаете, — сердито проговорил мистер По, — что я вам позволю быть опекуном этих детей после того, как я был свидетелем вашего вероломства?
— Сироты находятся на моем попечении, — настаивал Граф Олаф, — и останутся со мной. Ничего незаконного нет в желании жениться на ком-нибудь.
— Но противозаконно вывешивать маленького ребенка за окно башни! — с негодованием заявила судья Штраус. — Вы, Граф Олаф, сядете за решетку, а дети будут жить со мной.