Дверной звонок квартиры Марка по его словам сломался уже пару месяцев назад, но времени его починить так и не появилось. Рима, негромко постучала, всей душой надеясь, что в темноте добралась до нужной двери. Тихий вкрадчивый звук эхом разнёсся по всей лестнице, заставив девочку передёрнуть плечами. Никто не ответил. Тогда Рима постучала ещё, уже громче. Ничего.
Не ожидая успеха, девочка дёрнула ручку и толкнула дверь плечом. Каково же было удивление Римы, когда та поддалась и, тихо скрипнув, впустила её в квартиру. Оттуда не доносилось ни звука.
Рима переступила порог и огляделась. Ключи торчали из дверного замка, значит, Марк точно был дома. Или просто ушёл и оставил дверь открытой. И ключи забыл. С обратной стороны.
Девочка нашла его на кухне, где лихой велосипедист сидел прямо на полу, смешно сгорбившись над пустым листом бумаги. Но Риме было не до шуток. В любой другой раз она обязательно не упустила бы случая удачно сострить, сегодня же девочка пришла для серьёзного разговора. При появлении Римы Марк резко вскинул голову:
-А, это ты, - и потерял к ней всякий интерес.
-К тебе должен был прийти кто-то ещё? – удивилась Рима. Марк её будто не услышал, продолжив гипнотизировать взглядом чистый лист. – Впрочем, мне всё равно. Знаешь, я тут подумала... - девочка пружинистым шагом пересекла кухню и присела рядом с Марком. –Может, Элис не хочет снова становиться лишённой дара?
-Как это? – безучастно уточнил Марк, словно прежде его никогда не тревожила подобная догадка. В этот момент Рима с ужасом поняла, что так оно и было.
-То есть ты даже не собирался спросить мнение своей сестры? – голос девочки сорвался на крик. Марк будто очнулся ото сна и внимательно на неё посмотрел. Потом озадаченно покачал головой.
-Нет, а зачем? Её место в Аломере! И что ты вообще можешь понимать в свои десять лет?
-Явно больше твоего! И, кстати, мне двенадцать! – дрожащим голосом возразила Рима, вскочила на ноги и, прежде чем Марк сумел её остановить, выбежала из кухни, чтобы тот не увидел, как слёзы градом катятся по её щекам.
В то же время.
Я успела о многом подумать, открывая глаза. Всю жизнь эта несложная операция отнимала у меня не больше десятой доли секунды, но в этот раз всё было иначе. Казалось, прошли часы с того момента, как учитель Арчибальд велел мне открыть глаза, и века с того, как он приказал их закрыть. Через силу разлепляя веки, я думала о ярком солнечном свете, проникающем в окно моей комнаты, и о зависшей в воздухе золотистой пыли. Об эмоциях на лице человека, с которым говоришь. О книжных строчках, не расплывающихся перед глазами. О тяжёлом баскетбольном мяче, удар которого ты успеваешь отразить, прежде чем он прилетит тебе в голову. О магии, которая течёт в моей крови и не даст мне потерять зрение.
Где-то рядом тикали часы. Моё сердцебиение успокоилось. Сейчас я бы подумала дважды, прежде чем ответить, что сердце в моей грудной клетке всё ещё бьётся, сильными толчками разгоняя кровь, а вместе с ней и магию, по всему телу. Тиканье часов становилось всё громче, и оттого казалось надрывным. Оранжевые всполохи перед глазами исчезли. Их место заняла темнота.
После неё свет, заливавший кабинет учителя Арчибальда, показался мне намного ярче, чем был на самом деле. Я будто одновременно смотрела на тысячу солнц, неизвестно откуда взявшихся в небе над двумя городами. Когда глаза, наконец, привыкли к свету, я смогла как следует осмотреться. Передо мной стоял стол, на котором возвышалась аккуратная стопка папок с бумагами. Учитель Арчибальд опёрся руками на столешницу и, очевидно, ждал, пока я заговорю. Минута проходила за минутой. Но я словно язык проглотила и, вся обратившись в зрение, продолжила поедать глазами самый обычный кабинет самого обычного мага.
С другой стороны стола вальяжно расположился удобный стул, по виду больше напоминающий кресло. Боковые стены полностью занимали полупустые стеллажи с книгами и папками для бумаг. Стена за столом была застеклена. Занавесок не было, и свет свободно проникал в кабинет. В углу, в огромном горшке аспидного цвета с такой же землёй внутри него, рос большой цветок с рваными тёмно-зелёными листьями. Это было первое настоящие растение, увиденное мной в стенах Академии. Кто бы мог подумать, что оно обнаружится именно в этом кабинете!
Туман, прежде застилавший мои глаза, исчез, будто его никогда и не было. Расплывчатые силуэты превратились в чётко очерченные линии. Теперь я могла отчётливо разглядеть, казалось, любую, даже самую незначительную деталь интерьера, увидеть всё, на что раньше и не подумала бы обратить внимание. Я заметила, что все папки на столе именно такого цвета, как папки, которые я видела в картотеке. Цвета осеннего аломерского неба. Моим глазам стала доступна каждая мельчайшая пылинка, нашедшая себе пристанище на одной из полок стеллажа, каждый стебелёк неизвестного мне цветка. У меня перехватило дыхание.