— Ты, парень, отдохни… переведи дух… — тихо произнес мужчина, пытаясь сойти с телеги, — а я сам дойду…
Его слова вывели юношу из оцепенения, как будто они содержали справедливый укор; он, словно от толчка, подскочил к пострадавшему и подхватил его.
— Нет, парень… пожалуй… надо кликнуть сестричку… она в задней кирпичной пристройке живет… вход со стороны амбара…
Шамиль побежал по двору, и мельтешившие под ногами куры начали разбегаться по сторонам с громким кудахтаньем. Огромный рябой петух воинственно захлопал крыльями и тут же налетел на незнакомца. Но юноша не почувствовал петушиных шпор, которые пришлись ему в ногу.
— Никодим! Ах ты, озорник! Ах ты, проказник! Снова клеваться! Ну, погоди! Запру тебя в темный чулан.
Измайлов обернулся: на крыльце стояла полная, дородная женщина и грозила пальцем петуху, словно тот что-то понимал. Но Никодим будто понял недовольство хозяйки, покинул место схватки, правда, не спеша, с достоинством и тут же победно прокукарекал.
— Не сильно он тебя?.. — спросила хозяйка сонным голосом.
— Нет, ничего…
— Слушается только меня, — гордо пояснила она. — А так ужасно приставучий, как пес, сорвавшийся с цепи. Не отгонишь.
Из амбара вышла молодая женщина в брезентовом переднике и направилась к ним.
Хозяйка двора лениво окинула взглядом телегу, и на ее круглом миловидном лице появилось подобие удивления.
— Господи, святая богородица! Да что с тобой, Василий Николаевич? Ужель в драку угораздило? — В ее голосе было больше любопытства, чем сочувствия. Пострадавший утвердительно кивнул.
Женщина в брезентовом переднике оказалась сестрой Василия Николаевича. Она лишь беззвучно всплеснула руками и с побледневшим лицом бросилась к нему. Вдвоем они перенесли Василия Николаевича к ней в комнату.
— Маша… воды…
Попив воды, пострадавший тяжело откинулся на подушку и лежал, казалось, бездыханно, как мертвец.
Шамиль тихонько встал с табуретки и собрался было уходить.
— Ой, как же тебя зовут-то? — спохватилась хозяйка. — И спасибо тебе не сказали. Ты уж нас прости…
— Меня зовут Шамиль.
— Шамиль, если что, ты всегда к нам заходи. Заходи, ладно?..
Молодая женщина не спрашивала его, что же приключилось с ее братом. Видимо, она и так все хорошо понимала.
— Заходи как к себе домой… — неожиданно для обоих отозвался Василий Николаевич. И рукой показал ему на табурет. — Посиди немного, Шамиль… — И, не дожидаясь пока он присел, спросил: — Ты откуда ж такой взялся, а?.. Похоже, не здешний…
— Я из Каргали. Есть такая деревня под Чистополем. Отсюда верст тридцать.
Василий Николаевич, тяжело дыша, спросил его:
— Где ж ты так, джигит, научился драться?.. Неужели в своей деревне?..
Юноша отрицательно покачал головой.
— В Астрахани. Я учился в татарской школе. Там работал один учитель, Абдулла-абый. Он воевал в японской войне девятьсот четвертого. После ранения был ординарцем у одного офицера контрразведки. А тот был большой любитель японской борьбы. Он у этого офицера был вместо живого мешка…
— Манекена… — поправил его Василий Николаевич.
— Да-да, манекена. Вот он и научился бороться, да так, что его начальник-то уже под конец не мог одолеть Абдуллу-абый. От природы он очень сильный, быка мог свалить. Ну, а Абдулла-абый мен учил этим премудростям…
— …И долго ты этому ремеслу учился?.. — спросил Василий Николаевич, прикладывая ко лбу мокрую тряпку.
Шамиль, помолчав, ответил:
— Пять лет, Василий Николаевич.
— …Родители в Астрахани?..
— Нет. Там родственники. А родители живут в Каргали. Сейчас вот еду к ним в деревню.
Помолчали.
Василий Николаевич закашлялся, потом тихо сказал:
— …А знаешь… спас ты меня сегодня… от смерти спас… меня военно-полевой суд приговорил к расстрелу…
— Ну да?! — изумился Измайлов. — За что же?
— Большевик я… Слыхал про таких?..
Юноша кивнул головой.
— …Большевики против войны… — продолжал он. — Я покинул армию Временного правительства… был направлен партией… в Казанскую губернию… Сам я родом из Казани… Ищейки напали на след… Выследили… Хотели взять на базаре… — Василий Николаевич перевел дух, глотнул воды из граненого стакана и, как бы предугадывая, предваряя вопрос собеседника, сказал: — А этот адрес они не знают…
Потом он рассказал Измайлову, за что борются большевик. И твердо заверил, что партия победит, потому как народ идет за ней.
В этот день Шамиль Измайлов впервые в своей жизни разговаривал с большевиком, который доходчиво и ясно разъяснил линию партии, ее задачи. Он вспомнил, что в буржуазных газетах писали совсем другое. Большевиков причисляли к матерым немецким агентам.