В последний раз половица скрипнула возле двери, и какое-то время совсем ничего не происходило. Я даже слегка расслабился, представив себе, что это тот же Волков подкрался к двери моей спальни, чтобы убедиться в том, что все нормально, и теперь так же крадучись пойдет назад. Рано обрадовался. Дверь скрипнула, приоткрываясь. Учитывая, что жизнь князя нужна была только ему самому, петли специально делали так, чтобы они слегка поскрипывали. Хоть какое-то предупреждение перед неожиданным появлением. Дверь приоткрылась еще шире. Лампадка в углу вспыхнула в последний раз и погасла. Огонь сожрал ту каплю жира, которой его подкормили. А может быть примитивный фитиль выгорел, я не вставал и не смотрел, что же там произошло на самом деле, мне, если честно, вот именно сейчас было на процесс горения лампадки плевать. Вот только из-за того, что этот процесс прервался, в комнате стало настолько темно, хоть глаз выколи. Уже не пытаясь скрываться, я слегка приподнялся и поудобнее перехватил кинжал, и тут же ощутил, как горло перехватывает удавка.
От удавки спастись невозможно, если она находится в руках у того, кто хоть приблизительно знает, как с ней обращаться, а жертва не смогла или не успела ничего предпринять, чтобы обеспечить себе пару дополнительных секунд. Я успел. Точнее, ненамеренно, когда немного приподнялся на своем ложе, то набрал в грудь воздуха и сразу его не выдохнул. Это была случайность, которая в этот момент спасла мне жизнь, подарив ту самую лишнюю секунду, во время которой я с силой ткнул кинжалом куда-то назад. Раздался сдавленный всхлип, и давление на шею ослабло. Как только я это почувствовал, сразу же откинулся на спину, одновременно вытаскивая кинжал из стоящего надо мной тела и снова всаживая его по самую рукоять.
Давление на шею прекратилось, но тут же на спину навалилась тяжесть, выдавив из легких тот остаток воздуха, который мне удалось схватить открытым ртом.
Вот сейчас я забился как монашка под насильником, стремясь сбросить с себя мешающее мне дышать тело. Когда мне удалось скатиться на пол, я тут же принялся массировать шею, делая рваные вдохи и никак не мог надышаться. Еще недавно казавшийся мне душным и спертым воздух сейчас ощущался как самый чистый, просто божественный. Надышавшись, я поднялся на ноги и, слегка пошатываясь, направился в сторону двери. Мне нужен был свет, а также понимание, как убийца сумел пройти мимо кого-то из тех немногих, кому я в этом мире доверял.
Горница, в отличие от моей спальни, была немного освещена лучиной, которая выполняла еще и роль часов. Она была сожжена всего наполовину, значит, между ее заменой и нападением, прошло очень мало времени.
На лавке лежал Волков. Он никак не отреагировал на то, что я вышел из спальни полуголый и держащийся за горло, и это не могло не настораживать. Подойдя поближе, я отметил, что на первый взгляд, Волков, вроде бы, спит. Но это только на первый взгляд. Подойдя поближе, я увидел, что он дышит с трудом, каждый его вздох сопровождается мучительным хрипом, а на полу перед лавкой валяется пустой кубок.
Схватив кубок я первым делом его понюхал, черт, не могу понять, какими травами пахнет. Да какая разница? Я все равно в ядах ни хрена на разбираюсь. Вот только раз Сергей еще жив, то это может означать, что яд у него не слишком смертельный, не Зойкин привет из солнечной Италии, а что-то доморощенное, и на белене настоянное. А значит, его можно попробовать спасти. Но мне для этого нужна вода, много-много воды.
Об этом я думал, в то время, когда, подхватив тело Волкова подмышки, тащил его к выходу. И мне снова повезло. Именно в этот момент в горницу зашел позевывающий Милославский, видимо, чтобы Волкова на посту сменить. Уставившись на нас, Васька как-то по-бабьи ойкнул и всплеснул руками, а затем встрепенулся и принялся помогать мне тянуть неподъемное тело.
Во дворе был выкопан колодец, вот к нему я и тянул Волкова. Милославский явно не до конца понимая, что я задумал, к счастью, дурацких вопросов не задавал, и молча тащил тело друга. Бросив его перед колодцем, я вытащил ведро воды. Вот сейчас предстояло самое сложное.
— Сади его, — хрипло приказал я Ваське, наливая воды в злосчастный кубок и тщательно его полоща. Милославский, не мудрствуя лукаво, сел прямо на землю, подтянул к себе друга и усадил так, чтобы спина Сергея опиралась на его грудь. Я же наполнил кубок водой, запрокинул его голову, и зажал нос. Была вероятность просто утопить Волкова, но и тут бог был на нашей стороне. Как только я начал лить воду в открывшийся рот, он задергался и, кажется пришел в себя. — Пей, слышишь меня, пей, если жить хочешь. — Я влил в него пять кубков, когда Волков принялся вяло, но сопротивляться. — Васька, наклони его, давай. — Сам же, упав на колени, засунул два пальца Волкову в рот, надавив на корень языка. Рвало его знатно. Какими-то вонючими белыми хлопьями. Как только спазмы немного улеглись, я снова обратился к Милославскому. — А теперь надо повторить.