Она нас до войны и познакомила. И жила с нами до самой своей смерти. И от развода она, твоя мамочка, спасла нас. Помнишь? Грех на душу не возьму, любила она меня. Царствие ей Небесное! Что мы с ней во время войны пережили? И голод и разруха. А радовались как, когда ты вернулся. А ты, вернулся, да не один. С молодой девчонкой. Говоришь, она мне жизнь спасла, выходила после ранения, и у нас детишки с ней будут. Попрекнул меня моим бесплодием. А свекровь воспротивилась. Говорит, что было на войне, то было и прошло. А теперь у тебя другая жизнь с законной женой. И ты не ослушался мать. А я пережила твоё предательство.
Да только, как кобеля не держи, всё равно с цепи сорвётся. Ты и сорвался. Опять меня предал. Но хорошо тогда я в профсоюзе заводском работала, а ты в партии состоял. Пришлось просить помощи у товарищей. Вернулся ты домой, правда, обиженный. Спать стал в своём кабинете, да пить больше стал. Но ничего, и это пережили.
Кто бы так за тобой ходил? Кто бы по больницам водил, да на курорты тебя отвозил. Ты тоже, не скрою, работал, как вол. Но и имели мы, всё, что надо. Не стыдно было людей в дом пригласить, да к людям сходить.
Вспоминая прожитые годы, Лида открыла ящик стола, небольшим ключиком, который лежал, почему-то под основанием настольной лампы. Перебрав бумаги и не найдя в них ничего ценного она увидела небольшую стопку писем, адресованную мужу.
– …город, …улица, …дом…– прочитала она, адрес отправителя, – адресовано Саше, до востребования, она вынула письмо из уже распечатанного конверта.
«…Сашенька, мы с Тимошей не дождёмся твоего приезда. Он постоянно спрашивает о тебе, когда ты вернёшься…».
Лида положила письмо на стол, и ещё в чём-то сомневаясь, надела Сашины очки, так и лежащие на столе, будто он их специально оставил, чтобы она смогла чётко видеть исписанные страницы. Вынув из стопки ещё одно более раннее письмо, быстро прочитав его, она поняла, что связь с этой незнакомкой из областного города, не прекратилась даже после того, как мужа, по её инициативе, чуть не выгнали из членов КПСС.
– Значит, кобель, так и не успокоился, – с раздражением, она бросила на стол и это письмо, быстро достав другое.
«…Можешь не оправдываться. Я всё понимаю. Конечно, я понимаю, что сыну нужен отец, но раз так всё сложилось, мы будем всегда ждать тебя, помнить и любить только тебя…».
– Это ж надо? Любить они будут… И что это я так рано успокоилась? Ты бы у меня быстро забыла свою любовь, негодница. Семью разбивать. Ребёнком взяла.
В ещё одном письме разлучница благодарила, за деньги высланные им.
– Матушки мои! Это насколько он меня обманывал? Получается и добровольные алименты мальчишке посылал, и телевизор им купил и с ремонтом помог. Вот пожалуйста, за велосипед мальчишке благодарит… И сколько же раз он к ним приезжал?
Вот тебе и командировочки… Вот тебе и помощь детскому дому. А эти ещё из профкома, ценный работник, ценный работник! Язви их душу, знали, знали, что начальничек на две семьи работает. Семьи… Оказывается у него была только одна полноценная семья. Была любимая женщина, сын… А я? Кем была я ему? А я так, чтобы должность не потерять за аморальное поведение, а сам… Сам и сына родил…
И тут Лиду взяла оторопь. Она задумалась и застыла, продолжая держать следующее письмо в руках. Теперь в её памяти явственно встала картина прощания с Сашей. Она отчётливо вспомнила, что женщина в чёрном одеянии пришла после представителя профкома и вошла она в калитку вместе с парнем и маленьким мальчиком.
Она вспомнила, как мальчонка, увидев Сашу в гробу, громко крикнул:
– А почему дедушка лежит в ящике?
И парень, смущённо, глянув на неё, подхватил ребёнка на руки и отошёл в сторонку, что-то ему объясняя. Она вспомнила своё удивление, как эта же женщина, там, на кладбище, разрыдалась, когда стали опускать гроб в могилу. Бросив ком земли, она поспешно отошла в сторонку, а парень, так же, как все, бросивший ком земли на гроб, подошёл к стоящим в ряд венкам и поправил загнувшуюся чёрную ленту, где было написано: «От любимой жены, сына и внука». А она, Лида, и не видела, что он там поправляет. Не до того было. А потом, когда увидела надпись на ленте, решила, что произошла накладка, что работники профсоюза, как всегда что-то напутали, а менять не хватило времени. Возможно, напутал работник похоронного бюро, решив, что у человека в таком солидном возрасте, обязательно должен иметься сын и почему-то внук.
Это она теперь понимает, какой солидный возраст? Для мужчины шестьдесят пять лет, всё равно, что для женщины сорок пять, потому, что «ягодка опять». Он и на пенсию не стал выходить. Хотя теперь понятно, по каким причинам он не спешил стать пенсионером. Помогал своим. Своей семье.