Стесняешься сказать? Сам отвечу: на втором отделении. Возить там цемент со склада на закладку силосной ямы обязан ты в эти минуты.
- В такой колотун какого лешего возить цемент? - почти возмутился Чижов. -
Никто ж его по холоду лить не будет даже в фундамент. Вода на замесе замёрзнет через пять минут.
- А твоё какое дело? - громко сказал Василюк, отпуская пуговицу. - Сказано возить - ты и вози. А ты чего возишь?
Он поднялся на подножку и в кузове разглядел холодильник.
- Ну? Это что за хрень в рабочее время катается в государственном, скажем, транспорте? Я не тебя имею в виду, Востриков.
- Да это я его еле уговорил, - заступился Востриков. - Некогда, говорит, мне работать надо. Ну, а у меня всего один денёк свободный выпал за месяц. Жена приказала - отремонтировать холодильник. Весна же скоро.
Василюк весело засмеялся.
- Ага! Завтра с утра всё растает. Сеять начнём. Ещё, бляха солдатская, три месяца в пимах ходить. Я к тебе, Востриков, без претензий. Езжайте, ремонтируйте. А Чижова накажу все равно. В другой раз. Он, бляха солдатская, напрашивается же назойливо! А? Ты, Вася, купи себе личный самосвал и гоняй на нём вокруг деревни хоть сутками без сна и Натахиной ласки. Ладно, чешите уже. Да и мне пора. Селектор областной вечером в семь. Сейчас четыре. Успею.
- Так мне натурально можно в райцентр? - недоверчиво спросил Чижов. - Или вертеть баранку обратно?
- Езжай, бляха солдатская, в райцентр! Пока я добрый, - Василюк, как белое привидение сделал мягкое движение назад и пропал. Усилился снегопад до упора. Хлопнула дверца и «волга», виляя в свежей пороше как тёзка - река великая, проплыла мимо.
Вострикову стало неловко.
- Вась, он тебя что, может реально на сеялку посадить? Ты ж передовой водитель. Годами на доске почёта висишь. Вернёмся, я с ним переговорю, чтобы он передумал тебя наказывать. Точно.
- О! Заступник есть. Это обнадеживает, - в голос захохотал Чижов, включая первую передачу. - Секретаря райкома он ещё может и послать подальше, а тебя выслушает и как прикажешь, сделает. Ты - наша правда и совесть ходячая.
В быткомбинате управились довольно скоро. Зелёный от курева седой мужик лет шестидесяти, не вынимая из угла рта короткую папироску «север»
за пять минут нашел в холодильнике больное место и сказал «Саратову-2»:
- Компрессор твой ещё и тебя переживёт. Но всю проводку внутри мы поменяем. Коротит в четырёх местах. Как-то из морозилки вода попала, а провода рассохлись почти все. Потерпи часок. Вылечу болячку твою.
И Чижов с Востриковым поехали брату мясо отдать. Забрали его из исполкома, да рванули сквозь завесу буранную на другой конец Тарановки, туда, где благоустроенные дома поставили для начальников и передовиков.
- Как жизнь, тётенька? - толкнул Лёху плечом брат Васькин.
Помнит же. Вострикова, почитай, лет до тридцати «тётенькой» звали в шутку все колхозные. Это ж когда было-то! Поехал Востриков петь с отличной самодеятельной бригадой на конкурс в областной центр, в город Зарайск. Выступили отлично. Вострикову хлопали громко и долго. Он спел песню Богословского «Шаланды, полные кефали» из фильма «Два бойца». Её Бернес пел, конечно, получше, но и у Лёхи красиво получалось. Песню любили все. После концерта пошли в гостиничный ресторан толпой. Обмыть успех. Весь коллектив обмыл до десяти вечера, а Востриков с барабанщиком забылись, засиделись. Барабанщик показывал, как надо стучать, а Лёха его петь учил. Тут им говорят, что ресторан закрывается. Полночь, мол. Дальше некуда вас, пьяниц, обслуживать. А выход из ресторана и вход в гостиницу - через свежий воздух. На одном крыльце - два входа. Один в гостиницу. Другой - в кабак. И дверь в гостиницу уже закрыли. Кто не успел, тот опоздал. Стучали Востриков с барабанщиком и в ритме танго, и в темпе твиста - ни фига. И виделась уже обоим картинка. Спят они вдвоём на крыльце, а из окон плюют в них успевшие по номерам постояльцы, плюют в пьяниц распоследних, и окурки в тела их холодные мечут. А тут неожиданно выплыла сбоку огромная тётка с большой бляхой, на шнурке болтающейся от шеи до выдающегося живота. На бляхе - название этой гостиницы - «Целинная». Она подплыла к двери и палец свой розовый воткнула в табличку «Мест нет».
- У нас есть места! - закричал барабанщик. - Мы в ресторане были.
- У кого места, так те уже и на местах, - крикнула тётка голосом, каким проводницы объявляют, что поезд отправляется и провожающим пора выметаться на перрон. Шум услышал художественный руководитель оркестра Вова Монин и подсказал из окна.
- Востриков, скажи ей: «Пустите, тётенька, а я вам рубль дам!» И все дела!