- У нас есть места! - закричал барабанщик. - Мы в ресторане были.
- У кого места, так те уже и на местах, - крикнула тётка голосом, каким проводницы объявляют, что поезд отправляется и провожающим пора выметаться на перрон. Шум услышал художественный руководитель оркестра Вова Монин и подсказал из окна.
- Востриков, скажи ей: «Пустите, тётенька, а я вам рубль дам!» И все дела!
Востриков аккуратно постучал и внятно, почти по слогам сказал умоляюще.
- Тётенька, ей богу! Мы тут живём. Пустите нас. А я Вам дам аж целый рубль!
Под хохот всей бригады художественной самодеятельности, торчащей в окнах, тётка открыла дверь, ругаясь, естественно.
- С виду не шантрапа, а сказать толком не могут ни черта!
Но рубль взяла.
И вот лет до тридцати Лёхиных кличка «тётенька» прилипла к нему. А потом незаметно отвалилась.
У брата Чижовского засиделись. Чай пили, болтали. Брат про политику много говорил непонятного и странного, поэтому Востриков вышел как бы в туалет, а сам накинул пальто и сбегал в магазин. Недалеко он оказался. Купил бутылку хорошего коньяка. Расплатиться с Чижовым по-человечески.
А потом темнеть стало.
- Холодильник не успеем забрать. Закроют быткомбинат, - постучал Лёха пальцем по часам на руке.
Поехали к мастеру.
- Гля! - сказал специалист по ремонту. - Гудит тихо. Как пчела. А внутри - крайний север. Сунешь нос - всё! Беги к хирургу отрезать ледышку. Короче, оденься теплее и можешь лезть внутрь. Побываешь в Антарктиде. В самой холодной точке мира. И всего за семь рублей да шестьдесят копеек.
Расплатились. Работяги комбинатовские аккуратно уложили «Саратов-2» в кузов на подстилку, верёвками прижали к борту и Чижов с Востриковым поехали домой.
- Трам - па- пам - па- ля-ля - трам- пара- па -пам! - весело пел Чижов. А Лёха насвистывал, стараясь угадать все изгибы чем-то знакомой мелодии. Снег на сегодня свалился весь. Полная порция для нормального декабрьского степного края выпала. Луна имела несколько выходных ночей и рога не высовывала даже крохотного, но свежий снег под фарами светился фантастическими переливами розового, лимонного и фиолетового.
- А ни хрена так! - сказал Чижов. - Быстро сварганили все…
И осёкся. Километрах в пятнадцати от колхоза на обочине снежной автомобильной тропинки стояла, накренившись на правый борт, председательская «волга».
- Точно, это телега Василюка, - напряженно сказал Чижов. - Чего это они?
Остановились. В кабине «волги» дремал шофёр Варфоломеев. Поднял воротник, уши у шапки опустил, варежки нацепил шерстяные и держал руки на руле.
- Чего? - крикнул Востриков.
- Сучий карбюратор! - нервно оповестил выдавивший себя, укутанного, из кабины Варфоломеев. - Час с ним возился и ни хрена. Кранты ему. Давно Василюку говорил, что поменять надо. Копейки стоит. Так для своей же машины зажлобился шеф. Не дал. Ездим же пока, говорит. Вот приехали, мать его!
- Ну, если уж ты не смог выправить. То мне и соваться не след, - поцокал языком Чижов. - Цепляем трос и мало-помалу дотелепаемся. А?
- Ну, - уверенно подтвердил шофер. - В гараже я разберусь. А в темноте, гадство, не улавливаю, где блыснул карбюратор. Может, на впрыске подвод перемёрз. Давай, крепи трос. У меня новый. Держи.
Варфоломеев достал трос из багажника и один конец зацепил за крюк под бампером «волги».
- Мужики, - Востриков открыл заднюю дверь легковушки. - Председатель сам где? Что, попутка была из Тарановки? Так вроде некому к нам ехать на ночь. Хлеб с утра отвозят обычно. На чём же он уехал?
- Лёха, дураком не прикидывайся. - Обозлился шофёр.- Вроде сообразительный ты, а вопросы задаёшь идиотские. Ну, убил я его, разрубил и съел. А одёжку волкам степным продал и зайцам. Блин!
Востриков сел на снег и задумался. Долго думал. Голову поднял и что-то шептал, уставившись в черное небо с золотыми каплями, льющимися из бесконечности.
- Мужики, слышь? - Лёха поднялся, снег отряхнул и стал застёгиваться, воротник поднял. - Он ушёл, что ли? Пёхом? А как? Прямо по дороге? Нагоним? Трос прицепили. Поехали.
- На фига ему прямо? - хмыкнул шофёр Василюка. - Тут ему телепаться пятнадцать километров по снежку. Он вбок ушел. Через степь на трассу большую, зарайскую. Пять километров - не пятнадцать. А там рейсовые автобусы. Попутки. Все мимо нашего колхоза летят.