Миссис Уинсли привезла на сервировочном столике чай. Поставив его рядом с креслом, с любопытством обшарила юркими как у мыши глазками комнату, отметив все — и сброшенные у камина сапоги Дебры, и то, как она сидела, положив ноги на каминную решетку.
— Мистер Браун сказал, что вы подвернули ногу, — проговорила она. ~ Может, поставить компресс?
— Не надо. Пустяки! — Дебра небрежно махнула рукой. — Ничего страшного. Просто наступила на заячью нору.
— Так вы гуляли, мисс? На болотах? — удивилась миссис Уинсли. — Поди, окоченели от холода! В это время года там промозгло.
Дебра молча кивнула, не зная, что на это ответить, а миссис Уинсли с готовностью продолжила:
— Вот и мать мистера Брауна тоже любила гулять на болотах. Оно и понятно — ведь они такие бродяги и вообще…
— Спасибо, миссис Уинсли, вы свободны! — раздался с порога ледяной голос Энтони.
Дебра толком не успела сообразить, что именно сказала миссис Уинсли, а та уже смущенно буркнула «как скажете» и шмыгнула за дверь.
Энтони поставил на ковер возле ног Дебры пуфик, а сам устроился в кресле напротив. Пуфик был круглый, с витыми ножками, и, хотя гобеленовая обивка порядком поистерлась, Дебра поняла, что это дорогая вещь.
Заметив ее взгляд, Энтони пояснил:
— Это матери Генри. Она частенько им пользовалась. Миссис Браун здоровьем не отличалась…
— Вот как? — робко поддержала разговор Дебра. — А что с ней было?
Пожав плечами, Энтони откинул темноволосую голову на зеленую бархатную спинку кресла.
— По-моему, у нее было малокровие, а после рождения Генри развилось белокровие. Она умерла вскоре после моего рождения.
— Вскоре после вашего рождения? — машинально повторила Дебра. — Но ведь у вас с Генри были разные матери.
— Как только что доложила любезная миссис Уинсли, — сдержанно заметил Энтони. — Может, выпьем чаю?
— Что? Ах да… — Дебра повернулась к столику. — Вам с молоком и сахаром?
— Да, мне по-английски. — Энтони выпрямился и сплел пальцы. — Ну и как твоя нога?
— Уже не болит. — Дебра осторожно передала ему чашку с блюдцем. При этом руки ее слегка дрожали. — Вряд ли это растяжение. Просто подвернула — и все.
— Вот и хорошо. — Он поднес чашку к губам, отхлебнул чаю и глаза блеснули юмором. — Дебра, мне бы очень не хотелось, чтобы ты, пока здесь, что-нибудь себе повредила.
Снова издевается! — возмутилась про себя Дебра, но решила не попадаться на удочку, а всерьез занялась аппетитными оладьями. Она вдруг почувствовала, что страшно проголодалась — то ли после прогулки, то ли от волнения.
— Вкуснотища! — Дебра намазала очередной оладышек джемом и спросила: — А что же вы ничего не едите?
— А тебе нравится твоя комната? — вопросом на вопрос невпопад ответил Энтони.
Дебра чуть опешила и, тщательно подбирая слова, сказала:
— Нравится. Там очень… уютно и мило. Признаться, я даже не ожидала.
— Не ожидала? — Он нахмурился. — А чего же ты ожидала?
— Вы меня не так поняли. Просто… просто эта комната отличается от остальных.
— Отличается? И чем же?
— Там во всем чувствуется женская рука. — Дебра покраснела. — Наверное, это комната покойной миссис Браун?
— Которую миссис Браун ты имеешь в виду? — Он снова откинулся на спинку кресла и смотрел на нее не мигая.
Сейчас, когда Энтони был спокоен, глаза у него были дымчато-голубые, но Дебра уже знала: когда он сердится, они светлеют и приобретают холодный стальной оттенок.
— Как это? Я имею в виду мать вашего… мать Генри, — пробормотала она. — Сомневаюсь, что Линда выбрала бы себе нечто столь… незамысловатое.
— Ты так думаешь?
Дебра вздохнула.
— Да. И потом, ведь она… она жила в комнате вашего брата. — Она подняла на него глаза, но он молчал. — Я права?
— Да, это не ее комната, — согласился Энтони. — Но и не матери Генри.
— Вот как?! — Дебра потупилась. — Тогда чья же?
— Попробуй угадай.
Дебра кожей чувствовала на себе его пристальный взгляд, но поднимать глаза не рискнула, а взяла еще один оладышек и, помолчав, спросила:
— Это комната вашей матери?
— Угадала.
— Но ведь вы же сами говорили, что…
Она подняла глаза и встретила его непроницаемый взгляд.
— Что я говорил? Что родился еще до того, как умерла Анна? — Он криво усмехнулся. — Дебра, неужели ты не знаешь, как это бывает? А пора бы!.. Ты уже большая девочка.