Она открыла дверь.
— Райдан, милый, как я рада, что ты нас навестил, — пропела она своим привычным сладким голосом.
Повернулся. Идеальная укладка, причёска, брючный костюм синего цвета, высокие каблуки и драгоценности, кричащие о ее статусе.
Она подошла ко мне, наклонилась и поцеловала в щёку, обдав сладким шлейфом духов.
— Добрый, мама.
— Так что за спешка? Мне пришлось отменить парикмахера и косметолога.
Как же ловко мать манипулировала. Истинная Дрейкмор. Всего пара предложений — и она уже успела указать на свое недовольство, вызвать у меня чувство вины за то, что я оторвал её от дел, и, конечно же, продемонстрировать своё великое расположение. Показать, что ради меня она готова на такие «жертвы».
Все бросить и приехать.
Только на меня уже давно ничего подобного не действовало.
Я махнул ей рукой в сторону стола с коробкой.
— Подарок? — она вскинула изящную тонкую бровь. — Как же приятно, Райдан, что ты не забываешь о матери.
Сам же я сложил руки в карманы и облокотился спиной о подоконник, наблюдая за матерью. Не стал ничего говорить.
Она небрежно сняла крышку коробки и достала платье Веры.
— Не поняла. Это же платье Веры.
— Да, — озвучил очевидное.
— Милый, и зачем ты хотел тогда встретиться? — нахмурилась мать.
— Расскажи мне, мама, — сделал акцент на последнем слове, едва скрывая презрение к этой женщине. — Как же так вышло, что ты заказала траурное платье для Веры до того, как меня завалило в руднике, м? С каких пор ты стала провидицей?
Глава 25
Мать замерла на мгновение. Лёгкая улыбка, которая до этого играла на её губах, исчезла, как будто её и не было.
Она выпрямилась, опустила платье обратно в коробку и сложила руки на груди.
— Не понимаю, о чём ты говоришь, Райдан, — её голос стал холодным и спокойным, слишком спокойным. — Это платье было заказано для другого случая. Вера ведь часто участвует в различных мероприятиях.
И на всё у неё есть ответы. Как бы мне ни хотелось обмануться, поверить в её слова, это была бы большая ошибка.
Запах её духов — тяжелый и сладкий — вдруг перебился резким, едва уловимым оттенком страха, разрастающимся все больше.
На языке разлилась горечь.
И вскоре немалое пространство кабинета было пропитано страхом.
Но леди Дрейкмор умела держать лицо.
— Для другого случая, — я усмехнулся, не отрывая взгляда от матери. — Так, может быть, расскажешь для какого?
— Райдан, твой допрос оскорбителен для меня! — её тон стал жёстче, но всё ещё сохранял благородное спокойствие. — То, в чём ты меня пытаешься уличить, просто немыслимо. Я твоя мать. Та, что растила тебя, дарила свою любовь и внимание. Пусть тебе будет стыдно за те подозрения, что возникли в твоей голове. Это всего лишь вечернее платье. У Дженкинсов был званый ужин, — отрезала она.
— С каких пор на званые ужины надевают столь дорогие платья? — я прищурился, не отводя взгляда.
Тонкие нотки её лицемерия проявились, как трещины на льду.
Мать судорожно вдохнула, её грудь поднялась высоко, а взгляд метнулся в сторону.
— Ты меня совсем не слушаешь! Райдан, что ты себе позволяешь? — её голос зазвенел. — Я ночами не спала, переживала за тебя, когда ты был в руднике! А теперь ты смеешь обвинять меня в каких-то нелепых интригах? У тебя вообще есть совесть? Я растила тебя. Ты мой сын.
Я молча стоял, сложив руки в карманы, и слушал. Знал, что она не признается ни в чём.
Не так просто.
Но у меня был другой, совсем иной план.
Застать мать врасплох.
Заставить действовать на эмоциях и импульсивно.
Лучшая защита — это нападение. И леди Дрейкмор владела этим принципом в совершенстве.
— Ты совсем потерял уважение к матери? Или это твоя драконья кровь делает тебя таким черствым? Ты не задумывался, как мне, женщине, потерявшей мужа, тяжело слышать, что ты подозреваешь меня в немыслимом?
Её голос дрожал от показной обиды, но метавшиеся в панике глаза и впившиеся в ладони ногти говорили о другом.
Язык её тела был красноречивее лживых слов.
Даже если бы у меня не раскрылась способность чувствовать страх, уже сейчас я понял, что мать врёт мне.
— Я твоя мать, Райдан! Ты должен доверять мне, а не подозревать меня в чудовищных поступках. Это платье всего лишь… — она запнулась, но тут же взяла себя в руки, — всего лишь невинный подарок для Веры.
Я продолжал молчать. Только едва заметно вздохнул и подошёл к столу. Коробка с платьем казалась лёгкой, почти невесомой в моих руках.