Черные волосы Джека были напомажены и зачесаны назад, открывая суровые черты его лица – квадратную челюсть, тяжелый лоб и кривой нос, выдававший в нем боксера. Хотя губы у него были скорее тонкие, сам их изгиб намекал на чувственность. Грубый мужчина в вечернем костюме. Ева никогда не видела ничего более возбуждающего.
«Соберись! – мысленно приказала она себе. – Ты здесь по делу». Но когда Джек то и дело бросал на нее откровенные взгляды, было трудно помнить о работе. Когда он так смотрел, Ева не чувствовала себя простушкой в своем скромном платье.
Наконец они поднялись на верхнюю ступеньку. Дворецкий протянул руку, и Ева отдала ему приглашение.
– Ваше имя, мадам?
От его надменного тона съежились бы даже монархи. Ева призвала на помощь все свое высокомерие и фыркнула:
– Миссис Элоиза Уортингтон, из нортумберлендских Уортингтонов.
Дворецкий покосился на Джека, тот одарил его мрачным взглядом.
– А это мистер Джон Даттон, – сказала Ева. – Магнат-скотопромышленник из Австралии.
Дворецкий всмотрелся в него. Ева почувствовала, как мышцы Джека напряглись, словно он готовился отправить дворецкого в нокаут. Она мягко сжала руку Далтона, молчаливо поддерживая. Они заранее договорились, что он будет говорить как можно меньше. Поскольку Джека, казалось, молчание нисколько не тяготило, он согласился, но Ева не взяла с него обещание никого не бить.
После мучительной паузы дворецкий взмахом руки указал на дверь.
– Ужин уже подан. Танцы – в бальном зале на втором этаже. Приятного вечера.
Ева с Джеком переступили порог и оказались в большом холле со сводчатым потолком. К ним тут же подбежали лакеи. Они взяли пальто и шляпу Джека и накидку Евы. Мисс Уоррик послала Джеку многозначительный взгляд, он ответил ей тем же.
Они это сделали. Преодолели первое препятствие. Но Рубикон еще не перешли.
Джек снова предложил ей руку, и они начали подниматься по изогнутой лестнице, которая вела в бальный зал.
– Почему Австралия? – тихо спросил Джек.
– Эту страну заселили перевезенными заключенными. – Ева пожала плечами. – Человек твоего телосложения вполне может быть их потомком – это сойдет в качестве объяснения.
– Если мне придется с кем-нибудь разговаривать, они поймут, что я англичанин, – резонно заметил Джек.
– Большинство этих людей знают об Австралии столько же, сколько о Бетнал-Грин.
– То есть ничего, – сказал Джек.
– Вот именно.
Следуя за другими гостями, они направились к широким двустворчатым дверям, распахнутым настежь. Здесь оба остановились, понимая друг друга без слов, и вздохнули.
– Дьявол меня раздери, – выдохнул Джек, когда они вошли в бальный зал.
– Согласна, – прошептала Ева.
Зал был не так велик, как зал в доме Бекуита, но все равно впечатлял своими размерами. Белые с позолотой колонны поднимались к столь же позолоченному потолку, с которого свисали хрустальные люстры, такие сверкающие, что глазам было больно. Паркетный пол сиял как зеркало, отражая очертания мужчин и женщин в лучших вечерних нарядах. Лакеи в ливреях держали подносы с шампанским и казались такой же частью меблировки, как мягкие стулья, поставленные для девиц, оставшихся без кавалеров, и вдов. Куда ни глянь, повсюду расстилалось море черной шерсти, блестящих шелков и драгоценностей, мерцающих как звезды. Некоторые мужчины были в военной форме, молоденьких девушек в белых платьях они притягивали, как тарелка с пирожными. По залу плыли разговоры.
Долгие патрицианские гласные смешивались с воздушными звуками струнных в оркестре. В самой дальней части зала стояли пальмы в горшках, скрывая музыкантов.
– Чувствуешь этот запах?
Ева глубоко вдохнула. Джек сделал то же самое.
– Воск. Игристое вино. – Он снова втянул воздух. – Мыло и крахмал.
– Привилегированность.
Когда мимо них проходил лакей с подносом шампанского, Джек взял два бокала. Хотя он и был в перчатках, бокалы в его руках казались крошечными и хрупкими. Ева стала пить шампанское маленькими глотками и с облегчением отметила, что Джек делает то же самое.