Моего отца, сгубили деньги, не он владел ими, а они руководили им. Мою Лину, сгубила сладкая жизнь, это не она выбрала такую жизнь, это всеобщая мания потребления так решила за нее.
А с этой фотографии на меня смотрела счастливая семья. Обычная семья. Я помню неприхотливую обстановку у них дома. Они свободны от всех этих фальшивых ценностей, у них есть то, чем истинно стоит дорожить. Они сами друг для друга, самая большая ценность, не измеримая всякими бумажками и камешками.
Конечно, вероятно, если бы ничего не произошло, и дочери выросли, всеобщая лихорадка потребления подхватила бы и их. Но здесь на фотографии запечатлен момент, в котором существует их счастье. Эта фотография столь искренне доносит до меня их единство, что я начинаю чувствовать себя обездоленным, ведь мне подобное счастье впредь не уготовано.
Наши родители не зря столь ценят старые фотографии, ведь в них живут отпечатки радости. И мы бы ценили такие фото, но их у нас нет и не будет. И не потому, что мира того, каким он был, больше нет, даже если бы ничего не произошло, мы давно променяли простое истинное счастье на мнимое благополучие. Теперь мы будем показывать нашим детям другие фотографии и умилять. Вроде, вот твой папа в спортзале фотографирует себя в зеркало. О, а вот твоя мама в ночном клубе с минимумом одежды в призывной позе с выпяченными губами, кстати, это тот день, когда мы познакомились с твоим папой.
Я не моралист. Мне глубоко плевать, кто и чем занимается. Просто я не понимаю, зачем мы так добровольно превращаемся в набор брендов без будущего и без прошлого. Конечно, теперь уже никто не будет ходить по клубам с выпученными губами, они теперь ходят так в своих снах. Хотя может, хоть уснув, они поняли, как все их бытие тщетно и смогли все исправить.
Эту фотографию я положу в тумбочку у кровати, и в тяжкие моменты буду смотреть на нее, ибо в ней запечатлен момент радости, радости, которой я лишен. Это дарует мне спокойствие хотя бы еще на пару часов.
Закончив с мыслями о прошедшем дне, я еще немного посидел, попивая виски и когда захмелел, отправился в хранилище немного подремать.
С этого самого дня я, как и обещал себе, не приближался к своему дому. Однако моя жизнь сильно поменялась. За время подготовки к этой экспедиции я искренне полюбил пешие походы, благо теперь я был относительно готов к длинным переходам. Поэтому теперь я много времени проводил в пути. Намечая себе направление, я двигался по нему, составляя себе карту, продумывая маршрут, проходя по нему с каждым днем все дальше, я рано или поздно достигал предела своих возможностей. Я стал брать с собой в поход книги и плеер, подальше от хранилища в минуты отдыха музыка и литература воспринимались значительно живее, чем на кресле в тесном помещении. Когда я понимал, что по направлению, которое я выбрал, мной исследованы все закоулки, я объявлял себе две недели отдыха. В первую неделю я просто отдыхал, приводя обмундирование в порядок. Потом, была неделя праздника, как я ее называл, неделя, на протяжении которой я выпивал, готовил себе что-то особенное на костре, в общем, отдыхал умом.
Так я и жил, даже, более того, подобная жизнь доставляла мне определенное удовольствие, когда утром я вставал с постели и подсоединял шланг к емкости меня снедало приятное нетерпение, сейчас я возьму вещи и вырвусь на свободу. До того, как я попал сюда, я даже не мог предположить, что мне так нравятся на самом деле бывать на природе. Более того, мои мысли никогда не приводили меня к подобным выводам, а зря. Ведь если бы я в той жизни открыл бы для себя подобное удовольствие, то смог бы ходить в куда более отдаленные места нашей планеты, нежели теперь, когда я строго ограничен во времени. Но как говорят люди: лучше поздно, чем никогда.
Следующей зимой я несколько раз выбирался в город. Разумеется, около дома или аллеи я больше не показывался, как и обещал сам себе. Однако, в первый поход мне хватило смелости навестить рыжеволосую девушку. Как не трудно догадаться она так же лежала в ковре на полу около кровати, как я и оставил ее год назад. Теперь же при виде ее тела я не сбежал как ошпаренный, а присел на корточки рядом с ней. За прошедший год труп сильно испортился, но я чувствовал некоторую вину за то, что потревожил ее и хотел хоть как-то загладить вину.
Перенести труп целиком было уже просто физически невозможно. Да и зима оказалась такой же снежной, как и в прошлом году, так что могилу вырыть не получится. Придется изобразить подобие могилы прямо здесь из того, что есть. Я решил покрыть ее тело ковром, а сверху водрузить кухонный стол с предварительно отломанными ножками, он исполнит роль надгробия. Все эти манипуляции заняли у меня меньше двадцати минут. После чего я достал нож и нацарапал на столешнице: «Просто хороший человек». Я не знал, так ли это, но и в том, что это не так, я не был уверен. А как говорят, о мертвых либо хорошо, либо никак.