Одно я знаю наверняка: система подачи раствора не работает. Люди в хранилище не получают раствор. Но меня сильно смущало то, что при этом система сигнализировала о нормальной работе. Так я мог уже пару лет соединять шланг с пустой емкостью и даже не задумываться об этом. Это значит, что люди в хранилище уже давно умерли, а я все продолжаю выполнять порученное мне дело, правда, тогда это уже можно сказать сизифов труд.
А что если система не работала изначально? Нет, тогда Аркадий бы заметил. Хотя как бы он понял, что система не работает, ведь приборы показывают, что все замечательно. Неужели дефект при постройке? Верно, ведь все строилось впопыхах в старом корпусе завода по производству бетона. Вполне вероятно, что система была неисправна изначально, а электроника ошибочно показывала, что все работает так, как должно.
А вдруг эта система вообще не функциональна? Что если она и не должна работать? Может это все вообще бутафория. Но тогда, правда, возникает ряд вопросов. Зачем тогда было строить такую систему пускай и бутафорскую? Зачем было тратить столько сил на поиски людей, которые не могут уснуть? Нет, система не бутафорская. Хотя сейчас она упорно сигнализирует мне о том, что все хорошо, все работает как надо. Ведь вероятность того, что так она работала с самого начала, отнюдь не нулевая.
Но, кажется, я знаю, где мне найти ответы на все вопросы. Помню безымянный говорил, что ближайшее хранилище находится в пятидесяти километрах выше по течению реки. Там точно такое же хранилище с такой же системой присоединения емкостей. Просто прийти туда и проверить.
Пятьдесят километров это приличное расстояние, но что теперь держит меня здесь? Ничего. Если система неисправна я все равно не смогу ее починить, а если она бутафорская, то мне тем более нечего здесь делать. Я дойду до другого хранилища, зайду в аппаратную и отсоединю шланг. В этот момент я разом получу все ответы.
Я решительно поднялся на ноги, вернулся в хранилище и стал собирать рюкзак. С какой-то легкой грустью я ходил по помещениям. За три года это место успело стать мне домом. Я понял это только теперь, когда собрался уходить. Еще вчера днем меня тошнило от одной только мысли о хранилище. А теперь мне было тошно от того, что я ухожу. Все вещи вокруг казались теперь родными, кресло в игровой, стол на кухне, даже эти вездесущие часы. Все это теперь казалось частью меня.
Наверно, я чувствовал отвращение к этому месту лишь потому, что знал, всю свою жизнь я проведу здесь, ничего не изменится. Но теперь, когда я был свободен и покидал хранилище, оно казалось мне родным.
Три года и пять дней это действительно долгий срок, сегодня я бы не сказал, что жизнь здесь мне не нравилась. Я свысока смотрел на прошедшие три года и думал о том, что именно их, а не всю прошедшую жизнь можно записать себе в актив. За эти три года я перестал быть пешкой в чьей-то игре, а стал человеком. Для этого пришлось много чем пожертвовать и многое пережить.
В последнее время я жаждал перемен, я чувствовал, что они близки. Но я никак не ожидал, что перемены будут носить такой кардинальный характер. Скорее я ждал перемен в себе, нового этапа восприятия этого мира, но что случилось, то случилось.
Я в последний раз обхожу хранилище, вспоминая, что бы еще можно было взять. Пускай у меня тяжело на душе, но оставаться здесь не имеет смысла. К тому же, в пятидесяти километрах от меня есть ответы на все вопросы.
Я удачно натыкаюсь на пистолет безымянного, вот это действительно ценная находка. Хоть он и не заряжен, но, как писал безымянный, им можно напугать. Кто знает, как отнесется смотритель того хранилища к гостю. Прием может оказаться отнюдь не радушным. А учитывая, что я хочу нарушить процедуру, для которой этого человека туда собственно и доставили, то точно не стоит рассчитывать на хлебосольный прием. А так все просто, я буду держать в руках оружие. А когда на тебя нацелено дуло пистолета, ты вряд ли задашься вопросом, заряжен ли он.
Также я нахожу то самое семейное фото, что взял из квартиры в городе во время первой экспедиции. Но его я намеренно оставляю на столе на кухне. Пускай оно останется здесь. Сейчас я готовлюсь покинуть свой дом, а это фото семьи, живущей в этом доме. Пускай это звучит как шизофренический бред. Но для меня хранилище было домом три года, два с половиной из них здесь находится это фото. Оно уже является частью хранилища, а значит и эта семья является частью хранилища, так пускай она останется здесь. Я оставляю этот дом им.
Будь здесь психиатр, он бы давно списал меня в запас. Но психиатра здесь нет, здесь вообще нет других людей кроме меня. А когда ты сталкиваешься с одиночеством, то рано или поздно начинаешь присваивать человеческие качества совершенно неожиданным неодушевленным предметам.