Не суть, главное, что здесь можно переправиться. Конечно, на веслах я в последний раз сидел лет десять назад, когда мы с семьей в выходные наведались на турбазу, но думаю, этого хватит, чтобы просто форсировать реку. Да и противоположенный берег позволяет без проблем причалить к нему.
Теперь, когда до фабрики оставалось по моим прикидкам километров семь, я, наконец, успокоился, даже если я иду не по тому берегу, то крюк назад будет не столь устрашающим, как если бы я возвращался до железнодорожного моста.
Что ж, до хранилища осталось совсем немного, за пару часов я должен добраться. Я шел и думал, какой же прием мне окажет его смотритель. И кто он вообще. Может быть это пожилой дедушка, который сидит там круглыми сутками и смотрит телевизор. Ему тут даже лучше, чем дома, он и так остался один, а тут хоть кормят бесплатно и коммунальных платежей нет. А может какая-нибудь недалекая девица, которая не выдержала одиночества и надела петлю еще в первый месяц пребывания здесь, и, когда я зайду в хранилище, увижу только ее истлевший труп, висящий в петле. А хотя какой смысл гадать, я не могу даже примерно знать, кто там, узнаю только когда увижу. Ведь Аркадий помнится говорил, что эта аномалия проявляется у совершенно случайных людей.
Когда до фабрики оставалось всего пара километров, лес с обеих сторон вплотную подступил к реке, я шел, пробираясь сквозь него, и все время оглядывался по сторонам. Очень уж не хотелось пропустить фабрику, а потом возвращаться назад. По моим прикидкам я уже должен был достигнуть цели, но вокруг был только густой лес. Несколько раз я углублялся в лес, чтобы посмотреть, вдруг я иду вдоль реки по лесу, а в ста метрах в сторону чистое поле, на котором и расположена фабрика. Но лес вдали от реки только густел, а местами так совсем порос бурьяном. Я шел очень долго, сейчас уже давно прошло время ужина, солнце уже собиралось закатываться за горизонт, но лес все не кончался.
Точно прошел, наверняка фабрика на той стороне, отсюда я ее просто не вижу из-за деревьев. Я серьезно думал уже повернуть назад, но тут лес впереди, наконец, начал редеть, и сквозь стволы деревьев забрезжил солнечный свет, хотя прямо над головой висели все те же серые облака. Да где же эта фабрика? От собственного бессилия во мне закипела злоба, теперь благодаря ей во мне проснулось второе дыхание, и я побежал вперед со всех ног. Ветки больно хлестали меня по лицу, кусты цеплялись за одежду, но я бежал как одержимый.
Когда я, наконец, выбрался из леса, во мне уже не осталось совсем никаких сил, и я просто упал на колени и, скинув рюкзак, повалился лицом в траву. Я лежал в траве до тех пор, пока дыхание не пришло в норму, а перед глазами перестали мелькать искорки. Нельзя позволять себе злобу, она отнимает слишком много сил, даже если ее объект я сам собственной персоной. Я поднялся на ноги, и передо мной предстала воистину красивая картина.
Солнце клонилось к закату, серые облака покрывали все небо, но именно на западе был небольшой просвет чистого неба, просвет увеличивался, но очень медленно, будто солнце билось с облаками за ясное небо и потихоньку побеждало. Но победа давалось тяжело, и само солнце постепенно гасло, с каждой минутой его силы таяли и оно светило все слабее и слабее. Пока оно еще не совсем скрылось, у него хватало сил мягко освещать все пространство передо мной. Тут меня коснулось легкое дуновение теплого восточного ветра. Все тело пробрали мурашки, я никогда не видел столь прекрасный закат, хотя наверно просто не обращал внимание.
Итак, когда я выбежал из леса, то попал на большую поляну, с моей стороны реки лес отступил от реки на каких-то пару сотен метров, но на противоположенном берегу он совсем сходил на нет, и поле простиралось предо мной насколько хватало глаз, и именно куда-то туда сейчас собиралось закатываться уставшее солнце. А прямо около реки по ту сторону находились два небольших корпуса старой ткацкой фабрики.