Один из корпусов выходил задней дверью к реке. Около двери были растянуты бельевые веревки, на них сейчас сушилось белоснежное постельное белье, точно такое же, как и в моем хранилище. Ветер бережно колыхал простыни и пододеяльники. Около фабрики, однако, никого не было видно.
Итак, фабрика все-таки оказалась по другой стороне реки. Но все было не так плохо. Прямо около фабрики через реку был переброшен старый подвесной мост, конечно, он был очень старым, и деревянный настил местами отсутствовал, но канаты выглядели вполне надежно. Я, стараясь ставить ноги как можно ближе к канатам, медленно перебрался через реку.
Никого до сих пор не было видно, и я на всякий случай достал из рюкзака пистолет и направился к хранилищу. Я шел мимо развешенного белья, трепетавшегося на ветру. Шум развивающейся на ветру ткани был единственным, что нарушало тишину. На цыпочках я достиг входной двери и зашел внутрь. Внутри был точно такой же предбанник с корабельной дверью, как и в моем хранилище. Я дернул дверь, она оказалась не заперта, в своем хранилище я тоже никогда не запирал эту дверь.
Внутри это хранилище почти в точности повторяло мое. Только коридор был короче. Думаю это связанно с тем, что корпус ткацкой фабрики меньше чем цех асфальтового завода. Я все так же, крадясь, тихо шел по коридору.
На кухне что-то происходило, кто-то ходил там туда-сюда, что-то шкворчало на плите. В игровой работал телевизор, по обрывкам фраз я понял, что включена имитация эфира и сейчас идут новости.
Я тихонько подкрался к кухне и хотел краем глаза взглянуть на местного смотрителя. Но тут я услышал легкую поступь, шаги приближались и тут из кухни навстречу мне вышел человек.
Это была девушка, совсем еще молодая, на вид ей лет шестнадцать, не больше, стояла сейчас передо мной, сжимая в руках мешок с крупой, она, верно, хотела отнести его на склад, и тут то и состоялась наша неожиданная встреча. Она стояла молча и ошарашено во все глаза смотрела на меня.
Еще совсем девочка, ростом ниже моего плеча, очень миниатюрная. Она была одета в разляписто раскрашенную, похожую на детскую, пижаму. Ее светлые, почти как у альбиносов, волосы убраны в конский хвост. Непропорционально огромные голубые глаза-блюдца, окаймленные темными бровями домиком, удивленно и испуганно следят за мной. Довольно пухлые губы создают впечатление, что она всегда улыбается, но сейчас уголки ее губ нервно подергивались, что создавало странную противоестественную картину.
Мы молча стояли и смотрели друг на друга. Вдруг она резко сделала неловкий шаг назад и уперлась спиной в дверной косяк кухни. Тут я все-таки вспомнил, что в руках у меня пистолет и направил его на нее, мало ли что ей взбредет в голову.
Пакет выскользнул из ее рук, и крупа рассыпалась по полу, она неловко подняла дрожащие руки на уровень головы. Ее глаза наполнились слезами, первая слезинка уже катилась по щеке, руки начали дрожать еще сильнее. Она замотала головой и начала что-то приговаривать, слезы уже ручьем текли по лицу. Тут она глубоко вздохнула и сквозь всхлипывания громко сказала: «Не надо! Я же все делаю правильно». Я не понял, что бы это могло значить. Но обратил внимание на одну деталь – голос, вот что было очень странным, это был, голос не девочки, но женщины. Она уже плакала в голос и смотрела куда-то в сторону, стараясь не смотреть на меня.
Я понял, что своим пистолетом только напугал человека, поэтому взял его за дуло в левую руку и поднял обе руки вверх, показывая, что не собираюсь стрелять. Она продолжала смотреть куда-то в сторону, ее грудь вздрагивала в тон рыданиям.
– Эй! Я не буду стрелять, обещаю.
Она, наконец, обернулась ко мне, смерила меня мутным взглядом и разрыдалась с удвоенной силой. Опершись спиной на дверной косяк, она съехала на пол и плакала теперь так горько, будто скорбела обо всем почившем человечестве. Я не понимал, что происходит и склонился над ней.
– Не бойся, я сейчас кое-что посмотрю и уйду, больше ты никогда меня не увидишь.
Она не обратила на меня никакого внимания и продолжала неистово плакать. Может она меня не слышит, а может просто не подает виду, кто знает, что у нее на уме. Может быть, она давно сошла с ума и теперь на все так реагирует. Откуда мне знать, может ее под дулом пистолета засунули сюда, и теперь проснулся забытый страх. Я не стал больше трогать человека и отправился в аппаратную.
Точно такая же комната, как и в моем убежище, только сосудов четыре, а не три, а в остальном точная копия, те же табло так же показывали уровень жидкости. Но здесь вся аппаратная была просто увешана фотографиями детей. Очень много фотографий, они буквально занимали каждый сантиметр площади кроме пола и потолка. На некоторых фотографиях дети были запечатлены вместе с той девушкой, что сейчас плачет в коридоре. На фотографиях девушка была ярко накрашена и красиво одета, от чего почему-то казалась только младше, а не наоборот. На некоторых фотографиях рядом с детьми сидел мужчина, он выглядел обычно, действительно ничем не примечательный человек лет тридцати на вид, с длинными, рано начавшими седеть, волосами и эспаньолкой.