Но я больше склоняюсь к тому, что после предательства Лины, меня теперь не так-то просто пробить. Когда Лина уснула, видимо, вместе с ней во мне уснула способность симпатизировать. Теперь я одет в толстую броню из страхов и упреков, она настолько плотна, что я до сих пор даже не осознавал, что она на мне. Однако снимать ее я не намерен, так наверно даже проще жить, когда тебя ничего не способно выбить из колеи.
Все это время я шел и смотрел на Юлю. Когда она поймала мой взгляд, она вытерла лицо рукой и вопросительно посмотрела на меня. Видимо она решила, что я смотрел на нее так из-за того, что ее лицо было в чем-то испачкано. Я улыбнулся и кивнул, она довольно улыбнулась в ответ и вернулась к созерцанию дороги. Я подумал, дело может быть и не во мне, а в Юле. Сложно относиться к ней как к женщине, если она сама к себе так не относится.
Мы шли по автомобильной колее, видимо и в былые времена эта дорога не была особенно востребована, а теперь природа потихоньку забирала свое назад, и дорога начинала зарастать травой. Юля говорит, что эта дорога приведет нас прямо к деревне. Что ж, замечательно. Конечно, от фабрики шла и вполне пригодная асфальтовая дорога, но она вела в совершенно другую сторону. Когда-нибудь я обязательно проверю, куда она ведет, но сейчас у меня другая задача.
Мы шли в хорошем темпе, Юля даже сказала, что могла бы в таком темпе без проблем идти целый день. Погода радовала, по небу гуляли густые облака, но дождя не намечалось. В общем идеальная для похода атмосфера.
Однако, не все так просто и через пару километров я заметил что-то на дороге, кажется это машина. Я насторожился, но когда я убедился, что машина не движется, то несколько успокоился. Наверно машину здесь кто-то бросил еще в очень давние времена, я имею ввиду до того, как все уснули, это вполне вероятно, места тут весьма глухие.
Подойдя ближе, я убедился, что вокруг машины нет никаких людей. Вскоре я сумел опознать машину, это был военный уазик, точно такой же, как был у Петровича и его отряда.
Только тут я понял, что за все три года я так ни разу не задался вопросом, куда же он делся. Наверно это и был ответ на данный вопрос. Они отвезли его на какое-то расстояние от убежища и бросили его там. Хотя нет, я обошел все закоулки вокруг хранилища и ничего подобного не видел, но, с другой стороны, что мешало им, например, сбросить его в реку? А ребята из этого хранилища просто оказались менее щепетильными в этом вопросе.
Юля видимо обладала не очень хорошим зрением, а может и просто не очень внимательно смотрела, куда мы идем. Так или иначе, когда она, наконец, увидела джип, то встала как вкопанная.
– Что случилось? – спросил я несколько удивленный этим.
– Ничего, – она осмотрела меня крайне растерянным и испуганным взором. – Пойдем, посмотрим, – Юля кивнула головой в сторону УАЗа, как бы приглашая меня идти первым.
Я насторожился. Все-таки что-то тут не чисто, вспомнив про пистолет, я было хотел достать его, но вспомнил, что Юля может подвергнуться панической атаке от одного только его вида, поэтому передумал. И просто пошел к нему, Юля же осталась стоять на месте.
УАЗ стоял прямо посреди дороги, судя по спущенным шинам и свалившемуся в салон тенту, к джипу никто и не подходил за все эти три года. Подойдя в плотную, я резко дернул дверцу правой передней двери и заглянул внутрь. В салоне не было ни одного живого человека, однако, на кресле пассажира сидел успевший порядком истлеть труп в военной форме. За время моих вылазок в город я уже несколько привык к виду мертвецов, но все равно мне было тяжеловато это видеть. Я стоял в некотором ступоре и не заметил, что Юля подошла ко мне сзади и заглянула в открытую дверь.
К тому, что ее там ожидало, она оказалась не готова, и ее тут же вырвало, Юля немного отошла от машины на негнущихся ногах и упала на колени, после чего ее еще несколько раз вывернуло.
Когда она рассталась со своим обедом, ее начало трясти, слезы катились ручьем, она уселась прямо посреди дороги и обняла себя за колени, продолжая плакать как ребенок. Потом она почему-то резко перестала плакать и попыталась встать на ноги.
– Открой, пожалуйся дверь, – с трудом вставая на ноги, она подошла к машине.
– Зачем?
– Пожалуйста.
Я не стал больше задавать вопросов и открыл дверь. Юля попыталась утереть слезы, зажала рукой рот и нос и подошла к покойнику. Черты лица было уже не узнать, но по форме я понял, что при жизни этот человек носил звание капитана. Я не силен в воинских званиях, просто такие же погоны были у Петровича. Юля тоже обратила внимание на погоны, потом попятилась назад и опять усевшись на дорогу, разрыдалась с новой силой. Я не знал, что тут происходит, но Юля сейчас явно не способна мне что-то объяснить, поэтому я достал из рюкзака бутылку воды, поставил ее рядом с Юлей, и очень медленным шагом пошел вперед.