- Серджио, ты слишком много думаешь.
- Я даже не несчастен.
- Не волнуйся, это пройдет.
- Я даже не знаю точно, когда я передумал.
- Скоро узнаешь.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты встал на правильный путь, - сказал он. - Чего тебе еще нужно?
- По-твоему, я был болен?
- Да, ты был болен, но теперь выздоравливаешь. И достаточно быстро.
Так же думала и Ким. Она не хотела, чтобы я возвращался сразу. Ей нужен был нормальный, совершенно здоровый муж.
- Будем надеяться, это пойдет тебе на пользу, - сказала она.
В отличие от Терезы она хотела, чтобы все вещи приносили пользу. Кроме того, она, похоже, пыталась пробудить во мне ревность. Это была неглупая идея. По вечерам, когда я снова видел Марка, у меня преобладала одна мысль: он видел ее, говорил с ней.
...Любой человек мог прикасаться к моей Ким, вдыхать ее аромат, любой, кроме меня. Я остался в карантине, готовый обрить голову, посыпать ее пеплом и на коленях ползти домой. Но это было бессмысленно.
- Ты должен понять, Серджио, у нее еще не прошел шок. Она боится, как бы ты не передумал, - объяснил он, наливая мне виски, от которого я отказался. Это был мой Рамадан, великий пост, период воздержания и покаяния.
Я позвонил Канаве и сообщил, что принимаю его предложение.
- Хорошо, - сказал он, - положись на меня. Буду держать тебя в курсе.
Но я почувствовал, что в его голосе нет прежнего энтузиазма.
Прошло еще два дня. Порой я ощущал огромную и как будто живую пустоту. Обычно это случалось вечером, возвращалась тихая тоска по Терезе, и пульс начинал биться быстрее.
Но за ночь машина исправлялась, и утром я опять был хорошим солдатом, готовым к исполнению своих обязанностей. Я видел вещи достаточно ясно. Тлетворная обитель сумрака, дыма и серного пламени медленно отодвигалась от меня, и с каждым днем ее пары понемногу рассеивались. Наконец Ким позвонила мне.
- Не поужинать ли нам сегодня вместе?
Это был пароль, закодированное сообщение, которое означало, что моя мука подошла к концу. Возможно.
- Послушай, - сказала она, - об этом мы больше не говорим, идет?
Она накрыла примирительный ужин со свечами. Кушанья были самыми изысканными: цыпленок с грибами, суфле, бутылка моего любимого вина. Но все же это немного напоминало ужин на сцене, где актеры делают вид, будто наслаждаются картонным цыпленком. Впервые паузы в нашем разговоре казались напряженными и мучительными. Они вырастали между нами и не давали приблизиться друг к другу. Тогда мы стали строить планы. Мы снимем дом за городом. Или купим, если новая работа окажется доходной. А что будем делать в Рождество? Отпуск на Канарских островах! Когда мы встали из-за стола, она сказала:
- Ты знаешь, я действительно решила родить ребенка. Но я хочу, чтобы ты тоже этого захотел. Только закажи, кого ты хочешь.
С этими словами она протянула мне руки. В колеблющемся свете свечей очертания ее тела сладостно округлились. У меня на глазах появились слезы. Я обнял ее.
- Моя любимая, моя единственная...
- Не надо больше говорить, - мягко попросила она.
- Пожалуйста, прости меня.
- Я тоже не всегда была права.
- Ты всегда была чудесной.
Некоторое время мы молчали. Потом она взглянула на меня, и легкая тень скользнула по ее лицу.
- Скажи, мы правда покончили с этим?
- Да, - твердо сказал я.
- Потому что еще раз я такого не перенесу.
- Мы - самая неразлучная пара на свете.
- Я так всегда и думала.
- Ты была права.
- Я люблю тебя, Серж.
- Я тоже люблю тебя.
- Мне нужно убрать со стола.
- Ты можешь сделать это позже.
Я поддерживал ее гибкое тело, медленно склонявшееся на подушку. На следующее утро в восемь часов тридцать минут зазвонил телефон. Я узнал голос Канавы.
- С чего ты вздумал будить людей на рассвете? Ты что, еще не ложился?
- Я лег и сразу встал. Слушай, Серж, есть серьезные затруднения.
Он говорил долго и без перерыва. Лакруа передумал, у Дюсюржа удар или наоборот. В дело было вовлечено правительство, оппозиция оказала сопротивление. Короче говоря...
- Короче говоря, все кончено?
- Не совсем, но, похоже, идет к тому.
- Забудь об этом.
- Мне очень жаль.
- О, не беспокойся. Это не имеет значения.
- Хорошо, что я не бросил Берни, - сказал он. - Можешь себе представить, в каком бы я оказался положении!
Когда я повесил трубку, мне больше было жаль его, чем себя.
- Кто это? - спросила Ким спросонок, когда я вернулся в постель.
- Хорошие новости - остаюсь в газете.
Я растянул свой отпуск еще на три дня и во вторник появился в издательстве. Возвращение блудного сына. В офисе было новое лицо: высокий, худощавый человек с бородой. Мне он совсем не понравился. Пожав всем руки, я хотел увидеться с Берни, но он передал мне через секретаршу, что занят по горло и, вероятно, поговорит со мной попозже, часов в двенадцать. Тогда я решил пока поговорить с Фернаном о плане следующего номера. Все были очень любезны, но как будто немного встревожены.
Наконец Берни принял меня.
- Ну как, лучше себя чувствуешь?
- Да, все в порядке. Кризис прошел.
- Рад слышать.
Он сидел в кресле, сложив руки на животе.
- Какие у тебя планы?
- Возвращаюсь в стойло.
В этот момент зазвонил телефон. Обычно, когда кто-то был в кабинете, Берни сводил телефонный разговор к минимуму. Но на этот раз он разговаривал минут десять, строчка за строчкой обсуждая статью о некой стареющей звезде мюзик-холла, всегда готовой поймать свою утраченную юность в постели.
- Ну посмотри, ради Бога, - кричал он. - Это совсем не то, что я хочу!
Положив трубку, Берни как будто был удивлен, что я еще сижу перед ним.
- О чем это мы говорили? Значит, ты хочешь вернуться? - Он задумчиво посмотрел в окно. - В принципе это возможно, - заключил он, - но в настоящий момент...
Я почувствовал, как подо мной задрожал стул. Я сел прямо и для поддержки схватился за стол Берни.
- Ты хочешь сказать, что уволил меня?
- Уволил? Ты сам ушел, если мне не изменяет память.
- Но ты не принимал мою отставку всерьез, ты предлагал мне месячный отпуск, помнишь? Теперь я поправился и вернулся.
- Минутку, Сагар. Ты думаешь, газета сама собой, и ты можешь приходить и уходить, когда захочешь? Я несу определенную ответственность. Есть босс, который держит все бразды правления, и есть совет директоров, которые только и ждут, когда я совершу ошибку. И еще одно. Ты, кажется, совсем забыл: этот клочок бумаги во что бы то ни стало должен выходить каждый вторник. Думаешь, легко делать газету с этими примадоннами - они только и могут, что выдавать верхнее "си", когда лучше ничего нет. Или взять твою историю с юным наркоманом из Перпиньяка. Ты исчезаешь на десять дней, а потом у тебя хватает духу заявить, что это был всего лишь предлог для получения отпуска. А если каждый начнет так себя вести? Хороши мы будем. Мало того, - голос Берни поднялся до визга, - ты бросил меня без предупреждения. А теперь, ощутив нехватку месячного чека, возвращаешься и ожидаешь, что все будет по-прежнему. Мне очень жаль, старина. Но, во-первых, я уже взял кое-кого на твое место, а во-вторых...