Я со всей силы, до красного отпечатка на коже бью его по лицу. А он, коснувшись своей правой щеки, улыбается.
— Правда ранит, да, Блэр?
Меня всю трясет.
— Иди к черту, Ронан.
Когда я начинаю уходить, он ловит меня за руку и снова притягивает к себе.
— Как, я даже не получу прощального поцелуя? — зло шипит он мне в ухо, и от его теплого дыхания меня пробирает трепет.
Мое сердце бьется так быстро, словно скоро взорвется. В такой близости от него воспоминания уступают место реальности. Его прикосновения вновь становятся настоящими, они прожигают меня насквозь и обращают в пепел. В ноздри, опьяняя меня, врывается его запах. Ронан здесь, совсем рядом — и в то же время как никогда далек от меня. На мгновение у меня возникает мысль — так вот на что похож ад.
— Что… — Я пытаюсь высвободиться из его хватки. — Отпусти меня, Ронан.
— Нет, Блэр. — Его руки сжимаются туже. — Ты вообще когда-нибудь любила меня? Или я был для тебя очередной игрушкой?
— Какая разница? Между нами все кончено. Я с Лоренсом.
— Вранье, снова вранье. Ничего нового не можешь придумать?
Я дергаюсь сильнее.
— Убирайся.
Он отвечает мне нахальной улыбкой.
— С радостью. Но сперва сделаю это.
Он запускает пальцы мне в волосы. Обхватив мой затылок, тянет к себе, пока наши рты не сливаются воедино, и мое тело, пронизанное ощущением, что я вновь обрела нечто утраченное, моментально начинает реагировать на него, на его прикосновения, на агрессивные движения языка.
И все же наш поцелуй полон не только желания, но и ненависти.
Он горит огнем у меня на губах, расплавляет меня, сжигает дотла.
Он словно восхитительная война.
И словно возвращение домой после долгой разлуки.
Ошеломленная, околдованная им, я таю в его объятьях и позволяю эмоциям одержать победу над логикой. Наши языки сплетаются в страстном сражении, которое требует полной капитуляции от нас обоих, и на мгновение я сдаюсь, опьяненная его вкусом, его запахом, им самим. Я толкаюсь к нему с такой силой, словно хочу сплавить наши тела воедино, пока сквозь меня — или сквозь него? — проносится дрожь. И, боже, как это хорошо. Но вскоре на меня обрушивается реальность, и я осознаю, что наделала. Чему я разрешила случиться. Я упираюсь ладонями ему в грудь и отталкиваю его, резко оборвав поцелуй.
Моя грудь быстрыми толчками вздымается и опадает. Я смотрю на совершенно спокойного Ронана — его наш поцелуй будто бы и не тронул, в то время как я еле стою на ногах.
— Чувствуешь, Блэр? Вот она, правда. Но ты продолжай себе врать. Мне уже все равно.
Тыльной стороной ладони я тру свои губы, пытаюсь унять жжение, которое оставил его поцелуй, а может, пытаясь втереть его глубже, пока оно не окажется впечатано в кожу. И в этот момент слабости я срываюсь.
— Ты должен был исчезнуть из моей жизни. Ты не должен был возвращаться и все портить.
— Но я вернулся. — Убрав мою руку, он трет большим пальцем мою губу. — И что ты намерена с этим делать?
— Ничего. Я теперь с Лоренсом.
При упоминании Лоренса его лице темнеет от ненависти.
— Я любил тебя, Блэр. Я бы мог подарить тебе целый гребаный мир.
Мои глаза обжигает слезами.
— Нет, не мог бы. А Лоренс может.
На этом я срываюсь на бег и мчусь за спасением к вечеринке — пока не успела выставить себя на посмешище и взмолиться, чтобы он принял меня обратно.
Глядя, как она убегает от меня, я приваливаюсь к дереву и обмякаю. Дрожа, лезу за сигаретами, достаю одну и сую себе в рот. Щелкая зажигалкой, я бесстрастно отмечаю то, как сильно трясутся у меня руки. Сделав глубокую затяжку, я закусываю губу, выдыхаю дым. Я хочу прогнать с языка ее вкус, пропитанный надеждой и страхом, но все равно ее чувствую. И это настоящая пытка.
Проклятье.
Вернувшись в дом, я отправляюсь на поиски Рэйчел и нахожу ее в компании Алана и Лоретты Вандерхолл. Улыбка на ее лице — натянутая и неестественная. Выходит, она знает.
Я обнимаю ее за талию и шепчу ей на ухо:
— Хочешь уйти отсюда?
Она накрывает мою руку своей. Кивает. И, пока мы идем к выходу, замечает невыразительным голосом:
— Она очень мила, Ронан.
— Не думай о ней. Она в прошлом. — Глядя ей прямо в глаза, я подношу ее руку к губам и целую. — Я смотрю в будущее, а все остальное не имеет значения.
На следующее утро я увольняюсь с работы, а потом звоню Карлу. Мое первое интервью будет журналу Times, и оно назначено через две недели.