Вдруг оробев, я заворачиваюсь в простыню.
— Доброе утро.
Ронан молча встает и становится возле кровати. Его красивое лицо сурово. Непроницаемо. От того, как невыразительно он глядит на меня — как на какое-то нежеланное зрелище, — по моей спине бежит холодок, но я говорю себе, что это всего лишь игра моего утомленного воображения. Это же тот человек, который всю ночь, крепко обнимая и не отпуская ни на секунду, делал меня своей.
Он достает из заднего кармана джинсов бумажник, открывает его и вытаскивает пару купюр. Когда я, сдвинув брови, собираюсь спросить, зачем эти деньги, он небрежно бросает их на кровать, и, пока я смотрю, как зеленые бумажки, точно перья, медленно опускаются на матрас, у меня обрывается сердце.
— Что это? — спрашиваю его через силу.
— Разве обычно это делается как-то иначе? — Скользнув по мне равнодушным взглядом, он прячет бумажник в карман. — Я плачу за твои услуги. Помнится, ты как-то обмолвилась, что я не могу позволить твой ценник. Ну так теперь могу.
Нет. Нет. Нет. Нет.
Вцепившись в простыню на груди, как в спасательный круг, я говорю себе, что вижу сон. Я скоро проснусь, и окажется, что это был ужасный кошмар. Но глядя на человека передо мной и чувствуя, как мое едва исцелившее сердце снова начинает раскалываться, я понимаю, что сном была прошлая ночь, а то, что происходит сейчас, — жестокая реальность.
— Ты же не… — Почувствовав дурноту, я подношу пальцы к вискам. — Кажется, я неверно тебя расслышала.
— О нет, ты не ослышалась, Блэр. Надеюсь, ты не настолько наивна, чтобы думать, будто сегодняшняя ночь имела хоть какое-то отношение к любви, — произносит он с отстраненным спокойствием. — Только идиот может снова влюбиться в тебя. И если позволишь заметить, твоя игра становится слишком отчаянной. Необязательно притворяться влюбленной, чтобы я тебя трахнул. Я хочу тебя — в этом нет никакого секрета. Как и в том, что ты захотела меня, потому что я теперь не никто, моя амбициозная и алчная Блэр.
Я рассыпаюсь в ничто. Любовь к Ронану явилась ко мне, как салют в небесах. Неожиданно и захватывающе. Моя вечная тьма внезапно озарилась всполохами сверкающих искр, которые вместе могли бы посоперничать с ярчайшей из звезд. Он наполнил ее своим мощным светом, расписал мой мир прекрасными красками. А прошлой ночью небо не просто сияло — оно горело, как самое яркое солнце. Но как только его слова вскрыли меня, свет ушел, вновь швырнув меня в слепую абсолютную тьму.
— Думаю, тебе лучше уйти, — говорю я оцепенело.
Когда он подходит к двери, я слышу, как говорю ему в спину:
— Постой.
Обернувшись, он со скучающим видом приподнимает бровь.
— Да?
— Я всем своим сердцем желаю, чтобы моя любовь к тебе умерла.
Внезапно перед моим взглядом вспыхивает давно забытое воспоминание о другом, но очень похожем прощании. Я вижу другого мужчину и девушку намного моложе меня, я слышу, как Мэтью Каллахан желает мне полюбить человека, который разобьет мое сердце. Чтобы я поняла, какую боль могу причинять.
— Если это все… — тянет он.
Я ложусь на бок и, желая, чтобы он скорее ушел, закрываю глаза. В момент, когда хлопает дверь, я с силой закусываю губу, чтобы сдержать беспомощный всхлип, и по моему лицу начинают струиться горячие слезы.
Глава 25
Я давно решил, что поднимусь в этом мире, где таким, как я, места нет, и покорю его своими руками, глядя, как люди теряют из-за меня — их неограненного алмаза — свой жалкий рассудок. Я продал свою душу и, чтобы забыть о Блэр, окружил себя людьми, которые прежде отвергали меня.
Вчера ночью, когда я принял ее в свои объятья и погрузился в восхитительную глубину ее плоти, меня впервые за очень долгое время одолели сомнения. Я подумал, а что, если начать все сначала? Оставить всю чушь позади и позволить своей любви — своему безумию — к ней стать хлебом, который будет питать нас и поддерживать жизнь. Но хотя сердце настаивало, чтобы я уступил ее песне сирены, другой голос, громкий и резкий, приказал мне не быть дураком и больше не верить ее вранью.
Блэр была со мной, потому что ее отверг Лоренс. Она захотела меня, потому что теперь я мог дать ей то, чего у меня не было раньше. Тот же голос сказал мне, что я зашел чересчур далеко, чтобы бросить все ради заманчивого, но мимолетного сна. Да, то был всего лишь сон. И пока во мне бушевали эмоции, я проснулся и пришел наконец-то в себя. Стоит образу Блэр промелькнуть перед глазами, как я прекращаю собирать чемодан и ухожу к окну. Я вспоминаю, сколько неприкрытой боли было в ее глазах, когда я бросил ей деньги. Стиснув челюсти, я говорю себе, что это была просто игра — как и ее фальшивые признания в любви. Меня накрывает новой волной ненависти и отвращения. Когда-то я отдал бы все, чтобы услышать от нее эти слова, но сейчас они ничего больше не значат. Они пусты. Бесполезны. Она не любит меня. Она никого не любит, кроме себя.